Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Ключи судьбы

Роман улыбался, но сейчас его белозубая улыбка напоминала оскал. Переговоры зашли в тупик: как и два года назад в Царьграде, княгиня русов желала получить священников в обмен на воинов, причем вперед. И запросы ее за эти два года только возросли: если раньше она хотела для себя всего лишь епископа, то теперь ей требовался священник рангом еще выше – глава Поместной церкви, ни много ни мало. И это здесь, среди варваров, где крещеных наберется от силы несколько сотен! Достоинство церкви зависит от достоинства державы и ее главы, а повышение звания варварских архонтов цесари христианского мира всегда признавали с большим, очень большим трудом. Владыка восточных франков Оттон уже не первый год борется за право зваться императором, но владыки Нового Рима решительно отказываются признать этого вчерашнего варвара ровней себе. А теперь и русы встали на ту же дорожку!

– Позволь мне сказать тебе несколько слов наедине, – Роман с доверительным видом наклонился в сторону Эльги. – У меня есть некое важное соображение для твоей же пользы…

– Хорошо. – Эльга кивнула, не видя причин, почему бы не выслушать его. – Подойди.

Встав со своей скамьи, Роман приблизился к возвышению престола. За ним шел толмач. Эльга обернулась и движением руки отослала всех женщин прочь, глазами приказав остаться лишь Торлейву.

– Ты верно поступаешь, стремясь исполнить заповедь Господню и водворить мир среди ваших славиний, – вполголоса заговорил Роман, вплотную подойдя к первой из трех ступенек возвышения. – Но здесь таится немалая опасность, и я должен тебя предостеречь. Эта дева, которую ты называешь «дочерью Кира», очень знатного рода, и это ценится, как мне известно, всеми правителями вар… славиний, как крещеных, так и язычников. Если я верно понял ее деда, архонта Эльга, ее предки владели даже Киевом. Ее муж, кем бы он ни оказался, может предъявлять права даже на твой стол, – Роман слегка показал на беломраморный престол, привезенный Эльгой из Греческого царства. – Отдав ее замуж, ты можешь вместо мира получить бесконечные войны…

Эльга слушала его сосредоточенно, без улыбки. То, что он ей объяснял, она сама прекрасно знала. Неужели Роман раскусил, что все эти разговоры о браке Малуши с Етоном – лишь хитрость? Но чего он добивается? Повода отказать в праве на церковь более высокого ранга?

Зачем он говорит ей о войне – ведь Романии нужно, чтобы Русь жила в мире или хотя бы надеялась на мир, иначе грекам не видать наемных дружин, так нужных им для борьбы с сарацинами.

– Есть другой способ обеспечить мир и оградить ваш престол от притязаний, – говорил Роман, и в его блестящих карих глазах сейчас не было ни тени улыбки. – Отошли эту «дочь Кира» на попечение цесарей. Я готов поцеловать крест от их имени, что ни один мужчина, высокого или низкого рода, даже не приблизится к этой деве, она будет вести замкнутую, благочестивую жизнь, обучаясь рукоделию и Писанию наравне с царскими дочерями. И никто без твоей воли не получит права назвать ее ни своей женой, ни тем более матерью. Твой престол будет в безопасности, ты избежишь раздоров, в земле твоей будет нерушимый мир, а это угодно Богу и приятно сердцу цесарей не менее, чем твоему собственному.

Черты Эльги разгладились. Теперь она знала, о чем Роман говорит. Он предлагал взять Малушу якобы на воспитание, а на деле – в заложники, что было в обычае у ромейских владык. Точно такую повесть ей рассказывал лет пятнадцать назад царевич Боян, брат болгарского царя Петра, когда одну зиму жил в Киеве при своей сестре, Огняне-Марии. Царь Симеон, болгарский лев, оставил четверых сыновей, и престол занял Петр, старший. В самом начале его правления греки во многом отыграли свои потери и вернули часть земель, отнятых у них Симеоном. Царевна Мария-Ирина стала женой Петра и следила, чтобы муж ее оставался верен родственному долгу. Брат его Иоанн, пытавшийся отнять у Петра его трон, был пленен и передан грекам. Те обещали Петру держать соперника в узилище, но на деле проявили к пленнику удивительную доброту. Какое там узилище – Иоанну пожаловали богатый дом, жену из знатного армянского рода, и он жил, осыпаемый милостями цесарей, как не жил и дома, на свободе. А Петр знал: если он вздумает противиться воле Романа, у того есть под рукой другой царь для болгар, всем ему обязанный.

И теперь ей предлагают то же для Малуши! Дева – не мужчина, но что, если греки нарушат уговор? Подберут девушке мужа, а потом скажут, что родственные связи делают Константина, как более высокого рангом, главой Святославовой семьи! От тех, кто считает себя сердцевиной мира, и не того можно ожидать, а каким греки видят мир и себя, Эльга очень хорошо знала.

К тому же, помешав ей породниться с Етоном, они откажут Руси в праве на архиепископию. Убьют всех своих зайцев одной стрелой.

– Я благодарю цесарей за заботу о мире в моей державе… – мягко начала Эльга, – но дело это требует…

У дверей возникло движение: невольно взглянув в ту сторону мимо Романа, она увидела, как в гридницу вошел кто-то из людей Олега Предславича, быстро приблизился к нему, наклонился и что-то шепнул на ухо. Олег тут же поднял глаза на Эльгу и, поймав ее взгляд, указал на дверь.

Без единого слова она поняла, какую весть он получил и пытается ей передать. У Горяны начались роды. В двери мира живых стучится Эльги и Олега общий внук.

Княгиня уехала, не заходя в избу – коня ей подали прямо к дверям гридницы.

– Ты за хозяйку останешься! – крикнула она, найдя глазами Величану в стайке удивленной женской челяди. – У нее в первый раз, дело затянется, я, может, до завтра не ворочусь. Управляйся тут, корми людей, а Беляница знает, где что взять. Справишься?

– Да, – ответила Величана, три четверти года правившая княжеским двором, почти столь же обширным и богатым.

– Ну и бог помочь, – кивнула Эльга и уехала.

А Величана внезапно осталась хозяйкой на княгинином дворе. Добрым словом помянула покойного супруга: его хозяйство дало ей, такой молодой, нужный опыт, без чего тут недолго было бы и растеряться.

– Ох, понравилась ты княгине! – смеялась Держанка, прибежавшая к ней на помощь.

Старшая из племянниц Эльги, Святана, уехала вместе с княгиней, а младшая осталась с Величаной. Эти две часто появлялись на княгинином дворе: что ни день приходила не одна, так другая, а то и обе сразу. Эльга любила их, как родных дочерей, и свекровь ни той, ни другой не смела слова сказать против частых отлучек невестки из дома. Мистина в молодости мало думал о своих детях, но всегда был с ними весел и снисходителен. Обе старшие выросли отцовским дочками: обожали отца, лошадей, оружие и все дружинные дела, водились с отроками и сражались между собой на деревянных мечах, точно таких же, какие были у Улеба, Люта и прочих братьев, родных и приемных. Отстали они от этих игр, только когда надели плахты – в первый и пока единственный раз в жизни. По примеру княгини они носили варяжское платье с наплечными застежками, а головы украшали узорными подвесками греческой и моравской работы. Обе были всего на три-четыре года старше Величаны, и она охотно приняла их в подруги – можно сказать, с восторгом кинулась к ним, едва убедившись, что племянницы Люта готовы подарить ей свою дружбу. Младший брат отца был старше их всего лет на шесть, и Величана невольно думала о Святане и Держане как о его сестрах. И ни с кем другим она не хотела быть рядом, как с ними – как будто сам Лют через них тоже какой-то частичкой был с нею.