Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Ключи судьбы

А потом она вскрикнула и прижалась к молодой морованке. Показалось чудище, возглавлявшее гостей из Нави – ростом вдвое выше обычного человека да с лошадиной головой! В толпе завизжали, скопище людей дрогнуло.

– Вон Пастух впереди! – сказала ей Далемирка. – С посохом, видишь?

Пастух – ясно было, что это другое имя Волоса, – был в медвежьей шкуре и с медвежьей личиной, а в руках нес огромный посох. За его спиной прыгали и скакали какие-то бесы, наряженные волками и рысями. Длинные хвосты скользили по воздуху и мели снег, факелы в руках падучими звездами расчерчивали мрак.

– Здравы будьте, люди живые! – низким голосом прогудел Пастух. – Пришли мы вас проведать, ваших пирогов отведать!

– Пожалуйте, деды наши! – Чудислав вышел вперед с братиной, поклонился и подал ее Пастуху. – Все вам приготовлено – меды, пироги, свиные ножки…

– Крыса в лукошке! – крикнул кто-то из толпы.

Пастух взял братину, приподнял личину – стала видна седая борода, – отпил и передал кому-то из бесов у себя за спиной. Кто-то сунул Величане в руки лукошко – она увидела, как другие молодухи идут прямо к толпе бесов, все с подношениями в руках.

– Иди! – Далемирка подтолкнула ее в спину. – Угости их!

Не чуя под собой ног, Величана двинулась к темному косматому скопищу. Она знала, что такое «серые братья» – сообщество парней, живущих в лесу между получением взрослого пояса и женитьбой. Кто-то проводил там года три-четыре, кто-то и больше, и на это время парни считались изгнанными из круга живых людей и своих семей. Они были все равно что волки, стражи границы Яви и Нави. А сейчас, в эти дни, с ними приходили к людям все лесные, ночные, болотные, грозовые духи – все нечистые мертвецы. Все те, кто когда-то был человеком, но не дожил свой срок, умер дурной смертью, не был погребен по обычаю и не возродился в потомстве, а обречен вечно обитать в сухом дереве или глухом болоте. Пастух же, Медведь и Волос, воплощал сам дух рода, того самого, что дает молодухам способность приносить в род новых младенцев.

– Давайте мне ваших молодух! – Пастух снял с плеч медвежью шкуру и бросил на еловые лапы перед идолами. – Жениться на них буду!

Женщины завизжали и попытались влезть в толпу. Но бесы уже устремились к ним – и первой схватили Величану. К ней подбежали двое бесов, уцепились за руки и потянули к шкуре. Она вопила, не помня себя.

Но испугал ее не только Пастух и шкура. В одном из тех двоих, что тянул ее вперед, она сразу углядела нечто знакомое. Лица нельзя было видеть под рысьей личиной, но высокий рост, худощавое сложение, длинные руки и ноги сразу напомнили ей что-то чудесное и пугающее. Тоненькая белая нить, на какой держалась в теле душа, натянулась и задрожала – непостижимая Навь волочила ее к себе, уже хватала в объятия, грозила поглотить.

А потом этот длинный повернулся, схватил ее на руки и почти швырнул на шкуру. Рядом упал Пастух, и края шкуры набросили на них сверху. Величана задохнулась, от потрясения и ужаса уже не в силах и кричать. Пастух навалился на нее, а шкуру начали дергать снаружи, катая их вдвоем по расстеленным еловым лапам. Пастух обхватил ее тяжелыми руками, голову она опустила и прижала подбородок к груди, чтобы не задохнуться под его бородой. Было тяжело, неудобно, бока болели от катания по лапам на камнях, и шкура мало смягчала это катанье. От Пастуха крепко пахло зверем и дымом, Величана делала маленькие короткие вздохи, чтобы совсем не задохнуться, и, стиснув зубы, отсчитывала каждое мгновение.

Но вот их перестали катать, сняли шкуру – на Величану обрушилась волна свежего холодного воздуха и оживила, как вода умирающего от жажды. Кто-то поднял ее, попытался поставить на ноги, но стоять она не могла – все кружилось перед глазами. Только бы не вывернуло опять…

– Скажи: спасибо, дедушка родимый! – долетел до нее откуда-то издалека смутно знакомый женский голос, но она не могла шевельнуть языком.

Чьи-то руки потащили ее прочь с вымостки, а там уже другая молодуха визжала, силой уложенная на шкуру.

Кто-то вел Величану куда-то, но она упиралась и чуть не падала. Земля-матушка, дадут же ей чуть-чуть покоя, хоть дух перевести!

– Пустите! – задыхаясь, молила она. – Дайте вздохнуть! Сейчас упаду!

Наконец в глазах у нее прояснилось. И оказалось, что ее держит за руки какой-то рослый «волк».

– Куда ты меня тащишь? – Величана в страхе отшатнулась. – Пусти, хватит уже! Накатались!

– Пойдем-ка со мной, – сказал он, наклонившись к ней, чтобы она расслышала его в общем шуме.

Но Величана отшатнулась и рывком попыталась освободить руки.

Она узнала этот голос. Слышала она его мало, но каждое слово глубоко отпечаталось в памяти. Это он сказал ей три месяца назад: «Признаешь ли меня, супруга моя любезная?»

– Кто ты? – в ужасе воскликнула она, пятясь, но он не выпустил ее и вновь дернул к себе.

– Это я, – с нажимом сказал он. – Не признала?

– Кто – ты? – Величана продолжала упираться и пятиться.

– Я муж твой! – Он наклонился к ней, отпустил одну руку и сдвинул личину вверх, на затылок.

И Величана увидела памятное ей лицо – широкий нос, густые черные брови, пристальный острый взгляд… Вот сейчас, под звериной личиной, этот взгляд уже не казался неуместным.

– Как ты… опять… это… об…

Величана не смела выговорить «оборотился», помня, что землей-матерью клялась не выдать тайны.

– Нынче ж ночь такая – чудесная, – нетерпеливо ответил он. – Я каким хочу, таким и буду.

– Но ты сказал – раз в год!

– А ты что – не рада! Разве не хотела меня вновь молодцем увидеть?

«Нет!» – мысленно отрезала Величана. К старику мужу она уже привыкла – было немного стыдно зваться женой дряхлого деда, но старый Етон был с ней ласков, и она чувствовала себя с ним в безопасности. Покуда жив…

Но этот! Молодой! Это был в ее глазах совсем другой человек, незнакомый и опасный. Ничуть не схожий с тем, привычным. То чувство жути, какое он внушил ей в брачную ночь, когда на нем был дорогущий шелковый кафтан, сейчас, когда он пришел в шкуре и звериной личине, усилилось десятикратно. Все самое страшное, что жило в дикой лесной стихии, грани Навей, теперь очутилось прямо здесь, в священном месте, и крепко держало ее за руки.

– Ну, иди, не бойся… – Он все тянул ее прочь от света костра и факелов, к выходу с площадки святилища. – Потолкуем…

Все существо Величаны противилось тому, чтобы идти с ним, но он силой увлекал ее в сторону от толпы, занятой катанием молодух. Кричать она не смела, чтобы не выдать их с мужем общую тайну. Но что же это! – Етон заставил ее землей-матерью клясться, что она его не выдаст, а сам в молодом обличии разгуливает себе перед всем людом плеснецким! Любой, кто сейчас глянет в их сторону, увидит его молодое лицо! Изумленная, растерянная, негодующая, до смерти усталая Величана против воли шаг за шагом дала увести себя к самому валу вокруг святилища, где горели огни.