Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Ключи судьбы

Если кроме Мальфрид, значит, у матери тоже был невысокий ростом муж? Это не про Алдана – он-то мужчина крупный. Но про кого?

Мать за тридевять земель, до нее не докричаться. Одно время Малуша колебалась, не спросить ли у княгини. Та была добра к ней и порой сама наставляла по шитью, но, сколько ни собиралась Малуша с духом, заговорить о своем отце так и не посмела. В памяти всплывали обрывки разговоров о давней войне – сама Малуша тогда была совсем дитя, – и теперь она вдруг смекнула: уж не та ли война так странно повернула ее судьбу?

Почему она осталась в Киеве при княгине, когда мать уехала? Осенью Малуша долго ревела, поняв, что мать уезжает, а ее оставляет, но та, сама плача, говорила: так нужно. Рассказывала, что сама осталась без родителей девятилетней. И ее родители, Олег Предславич и Мальфрид, уехали из Киева, оставив ее при Эльге. Малуша тогда не додумалась до вопроса «почему». Раз бабка так поступила с матерью, значит, и мать должна так поступить с ней. Видать, обычай такой.

И мать, конечно, была Эльгой выдана замуж. Потому что и сама Малуша, и брат Добрыня уже жили на свете, когда Предслава вышла за Алдана. Но кто же был тот первый муж?

Сам бог послал Малуше ответ. На следующую неделю в церковь не пришла Горяна Олеговна, молодая княгиня, жена Святослава. И едва услышав, как Эльга спрашивает: «Где же Горяна?», Малуша едва не охнула. Горяна! Ее тетка, младшая сводная сестра матери!

Князь, Святослав, с женой и своей дружиной жил отдельно от Эльги – на старом Олеговом дворе. Это Эльга, когда сын подрос, поставила себе новый большой двор на Святой горе, перед святилищем. Святослав взял Горяну в жены в то же самое время, когда уехали родители Малуши. Его женитьба и их отъезд были как-то близко связаны – но никто не хотел об этом говорить. Малуша знала, что Эльга часто навещала Горяну и зазывала к себе, но молодая княгиня редко показывалась где-либо, кроме церкви. Раньше Малуше казалось понятным, что тетка, старше ее лет на семь, к тому же замужняя, не дружит с ней. А теперь задумалась: раз уж ее родители уехали, почему тетка не взяла ее жить к себе? Уж она-то с ней в куда более близком родстве, чем Эльга!

– Не хворает ли Горяна? – сказала княгиня Ригору, выйдя на крыльцо и дожидаясь, пока оружники расчистят проход через толпу, чтобы служанки могли раздать хлеб. – Мне не прислали, не сказали ничего…

– Госпожа, а прикажи мне ее проведать! – вдруг воскликнула Малуша. – Вдруг и впрямь хворает? Она же мне родная… – добавила девушка, смущаясь от собственной смелости.

Княгиня взглянула на нее своими дивными глазами – серовато-зеленовато-голубыми, как греческий самоцвет смарагд. Говорят, такие же глаза были у Олега Вещего, и она единственная из всей многочисленной родни их унаследовала. Под взглядом этих глаз всякого наполняли трепет, почтение и восторг. Княгиня была как земное солнце – проходя, она освещала собою все вокруг, и не платье богатое было тому причиной. Поначалу, следуя за ней по мосткам вдоль Ручья – их положили после поездки княгини в Царьград, когда она стала посещать это место, занятое купеческими складами и корабельными мастерскими, – Малуша смотрела на доски: казалось, ноги княгини должны оставлять в этом грязноватом месте золотые следы. Хотя каждую неделю перед службой мостки выметали, в слякотные дни – мыли и даже застилали коровьими шкурами. Однажды в дождливый день, когда княгиня приехала домой верхом, воевода Мистина снял ее с седла и понес в избу на руках – будто грязь не смела касаться ее греческих черевьев красной кожи. А как же иначе – на то она княгиня…

– И правда! – Эльга кивнула. – Сходи, проведай, поклонись ей от меня. Если ей худо, скажи, я завтра сама к ней буду. В такое время пригляд нужен… – добавила она, понизив голос, и прикрыла рот рукой.

Горяна ожидала дитя. Беременность давалась ей тяжко, она мало покидала дом и почти не бывала у свекрови. Малуша только теперь и сообразила, как давно ее не видела. Раньше не вспоминала – свидания с Горяной не приносили радости. Они не росли вместе и не были близки, а со времен своего замужества Горяна никогда не бывала весела и говорила только о Боге.

Малуша ждала, что с ней пошлют отрока, Эльга ласково кивнула десятскому:

– Пестряныч, проводи.

И Малуша отправилась в путь, как очень важная птица: ее сопровождал Вальга, племянник княгини, и трое отроков. Вальга был на семь лет старше Малуши, и она робела его, рослого и молчаливого. Он не был злым или мрачным, но на его довольно красивом лице всегда было такое выражение, будто ничто вокруг его не касается. Однако сейчас, следуя между ним и его отроками от причалов и складов на Олегову гору, Малуша чувствовала себя непривычно важной. Ее провожают отроки, будто… княгиню.

Всю дорогу Малуша невольно мечтала, будто княгиня – она сама: это она в богатом и ярком греческом платье выходит из церкви, народ радостно кричит, а она повелевает даже не словом – взглядом, легким движением руки! И бояре, и младшие воеводы тоже склоняются перед ней… и тогда ее уже будут звать полным именем – Мальфрид.

На широком княжеском дворе упражнялись с два десятка гридей: слышался топот, крики, звуки ударов по дереву. Князь Святослав еще не вернулся из полюдья, и гридей в Киеве оставалось мало. Одна Малуша не посмела бы войти туда, но Вальга уверенно шел впереди, перебрасываясь словом то с одним, то с другим. Его здесь любили: его отец, Асмунд, с давних пор был кормильцем Святослава, а теперь оставался сотским ближней дружины. Сквозь чащу скачущих тел Вальга провел Малушу к избе, где жила со своими служанками молодая княгиня. Вдруг Малуша вспомнила: эта изба называется Малфридиной. Она всегда это знала и не видела ничего особенного, но тут вдруг задумалась: почему? И взглянула на просторную, довольно старую избу с новым любопытством. Здесь жила ее бабка – в то время, пока была киевской княгиней? Теперь это показалось важно.

На крыльцо в ответ на стук вышла старая служанка Горяны – ляхиня по имени Блажена. Вальгу она не хотела пускать, хмурясь и твердя, что княгиня нездорова. Тогда Малуша вышла вперед из-за его спины.

– Княгиня приказала мне повидать родственницу мою, молодую княгиню! – объявила она, вздернув голову и всем видом показывая: не тебе, челядинке, преграждать мне дорогу.

– Ну, войди, – смерив девушку взглядом, Блажена все ж попятилась с порога.

Малуша сделала шаг вперед… и ощутила, как ладонь оставшегося за спиной Вальги отвешивает ей легкий подбадривающий шлепок. Она хотела обернуться и крикнуть что-нибудь вроде «Ты дурной?», но сжала губы и смолчала. Пожалуй, это была похвала и попытка подбодрить.

Однако в избу Малуша вошла с пылающими щеками и, кланяясь молодой княгине, не сразу справилась с собой и сообразила, что сказать. Горяна лежала в постели, на белом льне резко выделялись ее черные косы. Лицом Горяна была некрасива: слишком острые черты, смуглая кожа и неровные зубы портили ее. В пору цветущей юности она, уверенная и полная воодушевления, была хороша без красоты и влекла к себе внутренней силой, но сейчас, одолеваемая бедами и нездоровьем, почти пала духом и погасла. Малуше даже стало ее жаль. Вдруг подумалось: не переживет она родов. Соловьица как-то говорила, что, если женщина ждет в тоске – непременно умрет.