Борис Тумасов - Власть полынная

Тверь стороной миновали. Холмский было заикнулся:

— Может, свернём, государь? Глядишь, поостыл Михайло. Не чужой ведь, понимать должен, время разбрасывать камни кончилось, пора и собирать. Эвон сколько земель наших под чужими властителями.

— Нет, Даниил, у князя Михаилы ретивое взыграло. Да как ему умалиться? Ведь он меня прежде за ровню считал.

Холмский вздохнул:

— Как-то великую княгиню Елену Стефановну повидал, лебедем плыла. Огорчалась, что тверской князь с Москвой в мире не живёт.

— Разума великого Елена Стефановна, Ивану добрая помощница будет. Она мне Марью в молодые лета напоминает.

И государь вытянулся в санной карете. Холмский разговор прервал.

У великих государей московских Ивана Третьего и Ивана Молодого с боярами сидение. Съехались именитые со всей Москвы. Площадь, какая перед дворцом и вокруг неё, запружена: кареты, колымаги, челядь и слуги конные и пешие. Гул голосов и конское ржание.

По высоким ступеням дворца степенно поднимались важные бояре, бородатые, в дорогих шубах, в высоких шапках, хоть и дни тёплые, направлялись в думную палату.

Знали, зачем званы, однако до поры молчали, ждали слова государева. И едва Иван Васильевич промолвил, что тверской князь Михаил намерился жениться на внучке великого князя литовского Казимира, палата загудела. Никто на Думе не подал голоса в защиту тверского князя. Все шумели, Михаила обвиняли.

— Ладно, задумал жениться, но почто в родство с Казимиром входит?

— Аль мало ему своих княжон и боярышень?

— Внучку недруга нашего в Тверь привезёт. Аль забыл историю славян? Когда князья славянские половецких княжон в жёны брали, к чему то привело? Мельчал род славянский!

— В распри князья ударились!..

На Думу Иван Третий созвал бояр сразу же, как из Ростова Великого явился. Ивану, сыну, сказал:

— Князь Михайло своенравен. Он на всё готов, дабы Тверь выше Москвы поднялась. Жениться, видишь ли, ему надобно! Внучку Казимира в жёны взять решил, на воинство князя литовского расчёт держит.

Молодой Иван промолчал. А Иван Третий продолжал:

— Знаю, Иван, разум в тебе трезвый, ты бы рассудил Михаилу разумом жены своей Елены, Елены Стефановны…

Дождался государь, когда бояре на Думе выговорятся, и спросил:

— Какой же совет подадите, бояре думные? Князь Константин Беззубцев, только в начале зимы воротившийся с Волги, сказал резко:

— Государь, для того ль мы рать нашу к Нижнему Новгороду водили, чтобы тут, под боком у Москвы, недруг извечный, Казимир, полки свои держал? Аль у Москвы рати недостаёт? Веди воинство на Тверь, государь!

Бояре поддержали Беззубцева:

— Доколь князь Михайло слово нарушать будет, обещал ведь дружбу Москве?

— Бояре тверские не от жиру в Москву подались! Иван Третий слушал, хмурился, на Холмского поглядывал:

— Князь Даниил, ты был, когда я с Михайлой разговор вёл?

Холмский хотел возразить, не присутствовал-де он, но Иван Третий продолжил:

— Ты видел, что князь Михайло мой мир не принял. Когда я пойду на него, ты в Тверь отправишься. Передай боярам и Михаиле мой сказ: когда полки московские к городу подступят, ворота бы тверские открыли, а князю Михаиле с епископом вины свои принести.

— Озлился государь на князя Михаила, — говорил молодой великий князь Иван Елене. — Грозит войной пойти, и не токмо конно и пешим, но и с нарядом огневым. Пушками Тверь хочет брать.

Елена взметнула брови:

— Пора бы одуматься тверскому князю. Ужели не разумеет, что не может тело с двумя головами жить… А как ты, великий князь Иван, мыслишь: можно ли дозволить Твери усилиться за счёт Казимира? — спросила великая княгиня и сама же ответила: — Чем раньше государь копьё обрушит на тверского змия, тем быстрее возвеличится Московская Русь… У нас, в Молдавии, на боевых знамёнах Георгий Победоносец пронзает копьём дракона. Под этими знамёнами наши воины победы над турками одерживали…

Елена пристально посмотрела на мужа.

— Я сказываю тебе, великий князь Иван, что ты и сам знаешь. Душа твоя к князю Михаилу добрая. Но ты не жалей его. Государственные дела не имеют жалости. В этом ты убедишься, когда возьмёшь все бразды правления в свои руки.

Иван усмехнулся, и была в той усмешке горечь:

— Ох, Елена, хворый князь не великий князь. Чую, ноги мои сдают. Не назовут меня ни бояре, ни народ государем…

Елена укоризненно покачала головой:

— С твоими мыслями, Иван, подомнёт тебя Софья. Она за власть великокняжескую цепко станет держаться.

С той ночи, как положил Иван Третий опалу на Софью, не бывал он на женской половине дворца.

Тревожно у государя на душе. Причина известная. И не в походе на Тверь она. Война с Тверью предопределена, и Дума согласна. Здоровье молодого великого князя Ивана волнует. В прошлый раз сидел на Думе, заметил, как болезненно искажалось лицо сына.

Сегодня государь снова задаёт вопрос: когда не уберёг Ивана? Он не забыл, как у постели умирающей Марии обещал отвечать за судьбу сына. И всё, кажется, складывалось хорошо: рос Иван Молодой под отцовской рукой, в Новгород Великий ездил, бояр усмирял, Москву от ордынцев стерёг, на Угре достойно стоял, по студёному краю земли Московской ходил, до верховий Каменного пояса достал…

А уж жену взял ума государственного, сразу видна дочь господаря Стефана!.. Когда же к Ивану хворь прицепилась?

Иван Третий к Софье за советом отправился. Переход жировыми плошками освещён. Изредка гридень встретится, покой дворцовый стережёт. А над спящим Кремлём редкий окрик разнесётся, да скрипнет под мягким сапогом какая половица.

У двери Софьиной опочивальни Иван приостановился, поморщился, вспомнив, в каком неприглядном виде в прошлый раз предстала пред ним Софья.

Однако толкнул дверь, вошёл, чуть пригнувшись под притолокой. Горели свечи в опочивальне, пахло топлёным воском. Софья сидела у края широкой постели, пышная, сдобная, в парчовой душегрее.

Приходу Ивана Третьего обрадовалась. Разговор повела, будто и не было той, прошлой ночи, когда Иван за ларцом приходил.

Государь сел в низкое креслице, бороду на грудь опустил. Зоркие глаза смотрели на Софью оценивающе. Чуть не сказал: «Эко раздалась вширь, голубушка!»

Софья промолвила:

— Давно ты, великий князь, не появлялся у меня в опочивальне. Поди, и дети вырастут, а я тело твоё забуду.

Иван Третий её вопрос оставил без ответа. Наступило долгое молчание. Софья снова не выдержала:

— Неспроста ведь пришёл?

— Да уж не жалобы твои выслушивать.

— Так чем обеспокоен, государь? — изменила тон Софья.

— Тебе, великая княгиня, ведомо: болезнь Ивана Молодого тревожит.

Софья кивнула:

— Болезнь молодого великого князя от меня не укрылась. Она камчугой именуется. В Риме живёт врач мистро Лион. Шли гонца за ним. Но только ли хворь гложет молодого великого князя? — Софья встряхнула головой. — Иван Молодой под твоим крылом ходит, государь, а надобно ему в Твери покняжить. Ты бы поглядел, крепко ли он узду в руках держит. Настанет время, и тебе, государь, определять, кому великое княжение наследовать: Ивану или Дмитрию, а может, и Василию, рода-то он не токмо Рюриковичей, но и Палеологов! С решением не поспешай. Знаю, ты к Ивану благоволишь, а его лечить должно.