Стейси Холлс - Покровители

– Не хочешь ли ты перекусить? – спросила я.

Ожидая, пока возчик сменит лошадей, мы застряли на очередном постоялом дворе, откуда доносились соблазнительные ароматы жареного мяса и готовящегося ужина. Стоял приятный майский вечер – теплый и безветренный – и мы, скрываясь от посторонних глаз, сидели за задернутыми занавесками в карете, прислушиваясь к суматохе, царившей снаружи, стуку лошадиных копыт и досужим разговорам знакомых людей, обсуждавших дела своих обычных жизней.

Алиса покачала головой.

– Ты говорила, что твоя мать была повитухой, – вспомнила я, – так она до сих пор…

– Она умерла.

– Ой, извини.

– Уже давно, много лет назад.

Алиса сидела очень прямо; у нее была хорошая осанка, даже без корсета.

– Отчего она умерла?

– От лихорадки, – помолчав, ответила Алиса, – она долго болела, и болезнь унесла ее в другую жизнь. Я ничем не смогла помочь.

– Наверное, именно она научила тебя разбираться в лекарственных травах?

– Она выращивала их в саду… – кивнув, сказала она и, помолчав, добавила: – Вернее она называла его просто своим кухонным огородом. Она выращивала там всякие овощи и приправы для еды… Я старалась поддерживать его в порядке, помня, как она любила копаться на грядках. Она говорила мне, как называются все полезные травки. Иногда мы ходили гулять, и она показывала мне разные лесные растения, объясняя их лечебные свойства. Говорила, что женщинам это полезно знать, ведь жена и мать должна поддерживать здоровье целой семьи в этом мире. Ей нравилось думать, что у меня тоже будет семья, – тихо заключила она.

– Где же она сама выучилась акушерству? – спросила я.

– А где вообще могут учиться простые женщины? Наверное, их учит сама жизнь. Она и ее подруга Кэтрин вместе занимались этим ремеслом, ходили везде, где были нужны. Кэтрин прозвали Канительщицей, потому как она делала все очень долго и старательно, пока не убеждалась, что все в порядке. Она все делала с особой тщательностью, даже если мама уже начинала громогласно взывать к Небесам. – Алиса улыбнулась каким-то личным воспоминаниям. – Даже огонь Кэтрин разводила так медленно, словно собиралась разводить его до Второго пришествия.

– И ты тоже ходила с ними?

Алиса кивнула.

– А сколько детей родилось с твоей помощью?

– Не знаю… Двадцать? Может, и больше.

Такой ответ удивил меня… я считала ее более опытной, но раньше-то я не спрашивала. Немного погодя, я спросила, не будет ли ее отец скучать без нее? Обдумав мой вопрос, она покачала головой.

– Нет. Возможно, ему будет не хватать моей заботы, но не меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я же готовила еду. Ухаживала за курами. Убиралась в доме. Зарабатывала деньги, – монотонно перечислила она.

– А ты никогда не думала выйти замуж, обзавестись собственным домом?

Ее лицо помрачнело на такой краткий миг, что я даже подумала, не показалось мне это. Она явно погрузилась в размышления, но в итоге сказала:

– Да ведь нет никакой разницы. Будь ты дочь или жена, жизнь все одно одинакова… Просто разные мужчины велят тебе делать то, что им надо.

– Наверное, ты права. Но у тебя могли бы появиться свои дети. Любая женщина хочет их; таково уж наше женское предназначение.

Она потупила взгляд.

– Дети не стоят всех тех сложностей, которые нужны, чтобы из вырастить.

Странный ответ, особенно для повитухи. Наконец кучер забрался на свое место, нас слегка тряхнуло на сиденьях, и карета покатила дальше.

Алиса продолжала задумчиво молчать, и я даже подумала, что могла чем-то обидеть ее, но через пару миль, уже начав задремывать, я услышала ее тихий голос.

– Мне еще не приходилось ездить в карете, – сказала она, словно сама себе.

До Киркби-Лонсдейла мы доехали в сгустившихся сумерках. Собственно манор возвышался где-то посередине поросшего густой рощей холма, дорога так круто поднималась по склону, что пришлось упереться ногами в расположенное напротив сиденье, чтобы не соскользнуть на дно кареты. Парк усадьбы тянулся до самой долины, где поросшая вереском каменистая осыпь встречалась с небом. Пак спокойно спал, как и Алиса. Хотя сон ее выглядел странно настороженным, она сидела прямо, напряженно вытянув шею, лицо ее хранило такое невозмутимое выражение, словно она не спала, а всего лишь закрыла глаза.

Карета наконец остановилась, и я выбралась из нее, уставшая, как собака, после второго долгого путешествия за последние несколько дней. Следом за мной выпавший на землю Пак уже зевал и потягивался, а за ним спустилась и Алиса. Генри выгрузил мой дорожный сундук, и тут же на крыльце открылась большая входная дверь, залив светом нашу странную компанию и обрисовав четкий силуэт моей матери, стоявшей в дверном проеме.

– Флитвуд, – прозвенел ее тонкий голос в вечернем воздухе, – я уж боялась, что ты никогда не приедешь.

Я ободряюще глянула на Алису, и мы вместе поднялись на крыльцо.

Моя мать жила в доме, принадлежавшем семье Шаттлвортов, пару десятков лет тому назад его приобрел дядя Ричарда в качестве пристанища для отдыха или охоты по дороге в Шотландию. Я заезжала сюда только один раз, когда моя мать слегла с сильным кашлем и Ричард уговорил меня навестить ее.

Я решила, что лучше сразу прояснить главный вопрос. Мой дорожный сундук еще не коснулся каменных плит входного холла, а я уже пристально взглянула на мать.

– Вы знали о любовнице Ричарда?

– Разумеется, знала, Флитвуд. Давайте-ка заходите в дом, пока вы не свалились от изнеможения.

Хотя она всего лишь подтвердила мои подозрения, тем не менее мне показалось, что она пронзила меня шпагой и тут же вновь вытащила клинок.

Алиса, подхватив меня под руку, едва ли не дотащила меня по вымощенным каменными плитами коридорам до небольшой, идеально убранной, но скудно обставленной комнаты. Там не было никаких книг, ваз или графинов, только чистые пустые поверхности, словно ждавшие возвращения вещей после чистки. В быту Мэри Бартон неизменно руководствовалась строгими принципами кальвинизма, но они не противоречили замене ковра, чистке камина, мытью окон. Она присела у камина и жестом предложила мне занять место напротив – даже кресла были старыми и потертыми. Я подумала, что за двадцать лет, прошедших со времени покупки этого дома дядей Ричарда, мебель здесь вряд ли обновляли. Но в комнате было тепло, в камине горело немного угля. Правда, в воздухе стоял какой-то не слишком приятный запах горелого жира, и я не сразу догадалась, что он исходит от свечей: вместо восковых мать предпочла более экономные масляные.

– Для моей акушерки нужен стул, – заявила я.

Пристально посмотрев на меня, мать смерила Алису быстрым взглядом и, поднявшись с кресла, стремительно вышла из комнаты. Алиса, не проявляя ни малейшего интереса к обстановке, с отсутствующим видом взирала на старый ковер под ногами. Мать вернулась в сопровождении слуги, притащившего крепкий жесткий стул, который он поставил возле стены, после чего, отвесив поклон, удалился и тихо закрыл за собой дверь.