Стейси Холлс - Покровители

– Алиса, ты что-нибудь слышала о духах-покровителях?

Я услышала, как скрипнула ее кровать, похоже, она поменяла позу.

– Да, – отозвалась она.

– Дженнет Дивайс говорила мне, что у ее матери есть особая собака, и я сама видела ту собаку, когда вы с ней…

– Мы с ней? – уточнила Алиса.

Я подавила волнение. Она оглянулась и посмотрела через плечо прямо на меня своими яркими и умными глазами.

– Так что же вы видели?

– Алиса, не смотри.

Я попыталась скрыться под водой, но ее пристальный взгляд не отрывался от моего лица.

– Неужели вы тайно следили за мной?

– Нет.

– Тогда?

– Я… я просто поехала тебе навстречу. И случайно увидела вас с ней в лесу.

Вновь отвернувшись к камину, она взяла кочергу и пошевелила угли.

– И что же вы услышали?

– Ничего.

– А почему вы не подошли к нам?

– Я… я испугалась. Ее. Той женщины. Элизабет Дивайс.

– Почему?

– Ее глаза. Они напугали меня.

Мне с ужасом вспомнилось, как она повернулась в мою сторону и ее странные глаза противоестественно смотрели в разных направлениях.

– У нее есть дочь, Дженнет, – продолжила я, – и я никак не пойму, почему Роджер верит всему, что она говорит ему. Как он может верить? Она ведь еще глупая девчонка.

И, упомянув о Дженнет, я внезапно вспомнила себя в ее возрасте, и, как сама я никому не говорила о том, что случилось со мной, понимая, что никто мне не поверит. Однако это уже другая история… Рассказы Дженнет полны магии и духов, словно те сказки, что дети слушают перед сном.

– Возможно, ему хочется верить этому. Или он даже говорит ей то, что надо сказать.

– Роджер не стал бы так делать.

– Откуда вы знаете?

– Он хороший человек. И всегда хорошо относился к нам.

Разлетаясь по комнате, мои же слова показались мне глупыми и безосновательными. Неужели и Роджер тоже знал о любовнице Ричарда? Это могло быть двойное предательство, еще хуже, чем молчание моей матери. Он называл нас с Ричардом влюбленными голубками. Либо он ничего не знал, либо был бессердечным лжецом.

– Алиса, прости меня за то подглядывание, но это ведь вышло случайно, – сказала я, нарушая затянувшееся молчание.

Я запуталась в собственных мыслях; мне необходимо распутать этот клубок и все спокойно обдумать. Алиса отряхнула юбку. Ее потрепанное платье давно нуждалось в починке и стирке, а чепец в крахмале. Я решила, что позабочусь об этом. А заодно подумала о том, когда она сама последний раз принимала ванну… и не мечтает ли тоже хорошенько вымыться?

– Алиса, ты хотела бы принять ванну?

– Нет, спасибо.

– Я могу приказать принести еще воды.

– От меня что, плохо пахнет? – вспылила она. – Или вы думаете, что я заразила вас вшами?

– Нет, конечно нет. Нет никаких вшей. Это лишь мое больное воображение…

Я взглянула на белую кучу моего нижнего белья на полу, еще раз пристально посмотрев, не ползает ли там какая-то живность.

– Алиса, тебе не кажется, что у меня пожелтела кожа?

Она пренебрежительно окинула меня взглядом.

– Трудно сказать… она, как и раньше, выглядит не слишком здоровой.

Она явно сильно рассердилась, и впервые я усомнилась, правильно ли поступила, привезя ее сюда. Что-то изменилось в ней в тот день, когда Ричард намекнул, что она могла украсть ожерелье. И все-таки я привыкла к явному подчинению, а она разговаривала со мной почти как с равной. Однако, немного подумав, я поняла, что меня это как раз устраивает.

Еще разок сполоснувшись, я поднялась из ванны и увидела свое отражение в зеркале над комодом. Мои спутанные волосы топорщились над ушами, точно птичье гнездо. Набухшие соски окружали темные ареолы, и под глазами тоже залегли тени. Я быстро вытерлась чистыми льняными полотенцами и, завернувшись в банную простыню, села на кровать. Алиса сидела неподвижно, как статуя. Я подумала, где бы она хотела сейчас оказаться. Явно не здесь, но интуиция подсказывала мне, что она не тоскует по покинутому дому… что невозможно в любом случае, ведь теперь как раз там ей грозила опасность. Возможно, я просто не могла представить, в каком приятном месте ей хотелось бы оказаться: в объятиях любимого под ветхими простынями, или на лавке с отцом возле дома теплым весенним вечером.

– Алиса, скажи мне, – сказала я, натянув через голову чистую сорочку, – тебе плохо из-за того, что я оторвала тебя от отца?

– Нет.

– Или от кого-то другого? – Она отрицательно покачала головой. – От парня из паба… – Я нерешительно умолкла.

– Вы видели его? – Она резко взглянула на меня.

Второй раз мне придется признаться в подглядывании. Я слегка покраснела и кивнула.

– Только в коридоре, когда он уходил. Он ведь огорчил тебя?

– Я не хочу об этом говорить.

Она отвернулась, чтобы я не видела выражения ее лица.

Я расчесала волосы и взяла корсет, обтянутый жемчужно-серым шелком, слегка постучав по нему костяшками пальцем. Я решила, что сегодня обойдусь без него, просто надену платье; мне совсем не хотелось опять затягивать живот. Алиса заметила, что я верчу в руках корсет.

– А вам не надоедают такие хитрые одежды, вы ведь не можете даже сами надеть их? – спросила она.

– Нет, – честно ответила я, – ведь я одеваюсь только раз в день. Не считая сегодняшнего случая.

Мы улыбнулись друг другу, и я поняла, что прощена.

Раздался осторожный стук в дверь, после чего из комнаты вынесли ванну с водой, а очередной слуга принес сладкое печенье и горячее молоко, и мы с Алисой подкрепили силы. Она призналась, что за целый год не ела лучше, чем за последние двадцать четыре часа. Мы съели печенье, дав немного и Паку, и тогда, в чистой рубашке, с мягкими чистыми волосами и прилипшими к губах сахарными крошками, мне подумалось, что я с легкостью забуду причины моего приезда сюда, хотя на самом деле память оказалась сильнее меня. Алиса приехала со мной из-за того, что во мне продолжал расти ребенок, но сама я оказалась в этой светлой и пустоватой комнате в пятидесяти милях от своего дома, потому что мой муж завел любовницу. Я пребывала в полной растерянности, но почему-то не воспринимала свое положение как совершенно безнадежное. Пока, во всяком случае.

Вскоре к нам зашла моя мать, она не сделали ни малейшей попытки скрыть свое недовольство при виде Алисы, сидевшей с ногами на своей кровати, с кружкой молока, стоявшей на краю ее присыпанной сахаром юбки. Чуть покраснев, Алиса сменила позу и села как следует.

– Флитвуд, вы намерены сегодня одеваться? – спросила моя мать.

– Наверное. – Я заметила, как ее цепкий взгляд оценил мой живот, чья округлость, не скрытая шелковыми или бархатными и шерстяными слоями верхней одежды, более явно выделялась под рубашкой. – А у вас нет дров для камина? Нам приходится, как служанкам, ежиться возле едва тлеющих углей.