Кейт Мортон - Дочь часовых дел мастера [litres]

Когда встреча окончилась и Люси уже собралась назад, в Хэмпстед, мистер Мэтьюз попросил ее заранее сообщить, если она захочет отправиться в Беркшир: он даст ей в провожатые своего сына. Люси, у которой в тот момент не было никакого желания посещать Беркшир, ответила, что не ждет от них так многого. Как же, это ведь «входит в наши обязанности, мисс Рэдклифф», возразил Мэтьюз, указывая на табличку, висевшую на стене за его спиной. На ней золотым курсивом было написано:

ХОЛБЕРТ, МЭТЬЮЗ И СЫНОВЬЯ

Мы существуем,

чтобы исполнять желания наших клиентов,

как прижизненные, так и посмертные

Когда Люси вышла из адвокатской конторы, в голове у нее царил хаос, что, вообще-то, было ей совсем не свойственно.

Берчвуд-Мэнор.

Какой щедрый дар; и обоюдоострый, словно меч.

Все следующие дни и недели, самые темные в году, Люси непрерывно ломала голову над тем, не потому ли Эдвард оставил дом именно ей, что на каком-то глубинном уровне знал или хотя бы догадывался – не зря ведь они были очень близки когда-то. Но в конце концов, как человек рациональный, отвергла эту мысль. Во-первых, догадываться, в сущности, было не о чем, Люси сама ничего не знала наверняка. Во-вторых, Эдвард совершенно недвусмысленно высказался о своих намерениях: к завещанию прилагалось рукописное письмо, в котором он выражал желание, чтобы его сестра открыла в этом доме школу для девочек, таких же незаурядных, какой в свое время была она сама. Иными словами, для девочек, стремящихся к знанию, в котором им отказано.

При жизни Эдвард обладал редким даром убеждения, умел превращать людей в своих единомышленников; его слова не утратили влияния и после смерти. И Люси, которая еще в конторе Холберта и Мэтьюза дала зарок немедленно продать дом и никогда больше не входить туда по своей воле, вскоре обнаружила, что образ Эдварда просочился в ее мысли и начинает влиять на ее решения.

Люси шла домой через Риджентс-парк, где гуляли дети, задерживая взгляд то на одной маленькой девочке, то на другой: это сейчас они послушно шагают рядом с нянями, но в будущем наверняка захотят видеть, знать и делать больше, чем им разрешено. Люси уже видела себя во главе стайки розовощеких девушек, любознательных, голосистых, скроенных по иным лекалам, чем их сверстницы; девушек, которые хотят учиться, расти и развиваться. Все следующие недели она почти не думала ни о чем другом, одержимая мыслью о том, что все в жизни вело ее к этому; что открытие школы для девочек в доме с двумя фронтонами у излучины реки будет самым «правильным» поступком в ее жизни.

И вот она здесь. Пять месяцев ушло на то, чтобы уговорить себя приехать, но теперь она готова.

– Я должна что-нибудь подписать? – спросила она, когда юрист провел ее на кухню; квадратный сосновый стол стоял на том же самом месте. Люси даже показалось, что Эмма Стернз вот-вот выйдет из своего закутка, заглянет в гостиную и молча покачает головой, увидев по ту сторону двери нечто неподобающее, по ее понятиям.

Юрист поглядел на нее с удивлением:

– Что подписать?

– Ну я не знаю. Я никогда еще не получала дом в наследство. Какой-нибудь акт передачи собственности, к примеру?

– Вам нечего подписывать, мисс Рэдклифф. Передача уже состоялась. Дом ваш.

– Ну, тогда, – Люси протянула юристу руку, – мне остается только поблагодарить вас, мистер Мэтьюз. Было приятно познакомиться.

– Но, мисс Рэдклифф, вы разве не хотите, чтобы я показал вам недвижимость?

– В этом нет необходимости, мистер Мэтьюз.

– Но вы же приехали в такую даль…

– Полагаю, я могу остаться здесь уже сегодня?

– Да, конечно; как я и сказал, дом целиком ваш.

– Тогда позвольте еще раз поблагодарить вас за то, что вы любезно составили мне компанию. А сейчас, с вашего позволения, я хотела бы заняться делами. Здесь будет школа, вы не забыли? Я собираюсь открыть здесь школу для многообещающих юных леди.

Но Люси не сразу взялась за подготовку к открытию школы. Было еще одно дело, и им следовало заняться незамедлительно. Задача столь же пугающая, сколь срочная. Пять месяцев она перебирала разные возможности. Нет, если говорить честно, то куда дольше. Почти двадцать лет она ждала и вот теперь наконец сможет узнать правду.

Закрыв дверь за молодым мистером Мэтьюзом, который вышел с подавленным видом, она еще долго стояла у кухонного окна и следила за каждым его шагом. Лишь когда стук подошв перестал быть слышен на каменной дорожке и лязгнул, вставая на место, язычок замка на калитке деревянных въездных ворот, Люси перевела дух. Повернувшись к окну так, что спина оказалась плотно прижатой к стеклу, она еще раз оглядела кухню. Странно, но все здесь осталось в точности так, как она помнила. Жутковато даже – словно она отлучилась всего на часок, чтобы сходить в деревню, но задержалась в пути, а когда вернулась, то выяснила, что пары десятков лет как не бывало.

В доме стояла тишина, но не мертвая. Люси вспомнилась сказка из книги Шарля Перро, которую в детстве читал ей Эдвард: «La Belle au bois dormant» – о принцессе, которая на сто лет уснула заколдованным сном за стенами своего замка в густом лесу. Эта сказка и вдохновила его на создание «Спящей красавицы». Романтичность была не в характере Люси, но сейчас, стоя спиной к кухонному окну, она почти верила, что дом знает о ее возвращении.

Что он ждал, когда она вернется.

Больше того, ее охватило не самое приятное ощущение: она не одна на кухне.

Тогда она напомнила себе о том, что никогда не была впечатлительной – хотя волоски на ее руках поднялись дыбом, как от статического электричества, – и что пасть жертвой суеверного страха здесь и сейчас будет совсем некстати и даже непростительно. Сознание шутит с ней какие-то шутки; разум же чист, как всегда. Взяв себя в руки, она вышла в холл и стала подниматься по главной лестнице на второй этаж.

Венское кресло стояло на том самом месте, где Люси видела его в последний раз, – в углу площадки, у поворота лестницы. Оно было развернуто к большому окну, откуда виднелся сад, а за ним луг. Солнечный свет лился внутрь, мириады пылинок колыхались в его лучах, подхваченные невидимыми течениями.

Люси осторожно присела на краешек кресла – оно оказалось теплым. Да и сама площадка тоже. Она вспомнила, что здесь всегда было тепло. Правда, в последний раз, когда она вот так сидела на этом самом месте, дом был полон смеха и страстей; самый воздух вибрировал от творческих идей.

Сегодня все иначе. Сегодня они один на один – Люси и дом. Ее дом.

Она почувствовала, как все внутри старого дома становится спокойным, – так утихает природа после бури.

Где-то далеко, за изгородью, залаяла собака.

Ближе, в Шелковичной комнате, на первом этаже, часы продолжали отмерять время. Часы Лили Миллингтон: они все еще шли. Люси подумала, что это, наверное, юрист, мистер Мэтьюз, позаботился о том, чтобы завести их. Она хорошо помнила тот день, когда Эдвард купил часы. «Отец Лили был часовщиком, – объявил он, влетая со свертком в прихожую их дома в Хэмпстеде. – Я увидел их у одного типа в Мэйфере и выторговал за картину, которую напишу для него. Пусть это будет для нее сюрпризом».