Эрик Шабаев - Только б жила Россия

Неподалеку озабоченный Брюс толковал с седоусым артиллерным офицером. Петр поманил их к себе, навострился в сторону пушек, расставленных средь зелени.

— Здорово, Иван Филатыч. Как, докинем ядрышко полое?

— Не впервой, Петр Алексеич.

— Ну-ну. Макаров, запрос коменданту готов? Припиши: ответ немедля. — И Филатычу: — Айда к батарейцам, капитан.

Подле крайней пушки он остановился. Четкой шеренгой замер краснокафтанный расчет, на шаг впереди — молодцеватый капрал с треуголкой у локтя; светлые кудри волной падали до плеч.

— Накройсь, не время… Ответствуй, сколько ядер легло в неприятельской черте?

— Из перекидных ни единого, господин бомбардир! — отчеканил светлокудрый, кося оком на батарейного капитана.

— Правду бает, Петр Алексеич, не врет.

— Этак, чего доброго, и меня обскачешь! — Петр весело сверкнул зубами. — Ну являй свое искусство. Чтоб в северо-восточный угол, по ту сторону стены.

— Слушаюсь, господин бомбардир. Товсь!

Расчет захлопотал у орудия. Светлокудрый сам выбрал заряд, сам нагнулся к прицелу, командуя винтовым: чуть правее, малость выше.

— Еремеев, прибито крепко? — справился он у детины-солдата и, выждав мгновенье, резко взмахнул рукой. — Пали!

Пушка рявкнула, откатилась назад. Полое ядро с завыванием понеслось к фортеции, оставляя дымный след.

— На месте!

— Ой ли? Как-никак поболе двух верст. Не угодило бы в свейский лагерь, курам на смех…

— Там! — упорствовал артиллер. Петр Алексеевич с интересом пригляделся к нему, тронул за шершавый, в подпалинах, рукав.

— Где-то мы встречались. Где — не упомню.

— В корволанте вместе шли, осмелюсь доложить!

— Ей-ей, можаец. Поднабрался прыти, набойчился? Этак я тебя и в фейерверкеры произведу… — Петр Алексеевич отыскал глазами Брюса. — Господин генерал, распорядись. Не часто прошу о том, но тут, понимаешь, особый случай. А тем двоим — ефрейторство, по заслугам. Помнишь, в битве-то с Левенгауптом нос подтерли кой-кому? Они самые! — и затрясся от смеха. — «Супади! Супади утопли!» Доселе помнится!

Савоська Титов стоял, оторопев. Расскажешь — не поверят. Был как многие, затерянные в бесконечных колоннах, исколесил сто дорог, спотыкаясь, падая, расшибаясь в кровь, и вдруг такое… Не снится ли? Он обернулся к Павлу и Макару, те не мигая смотрели на него. «Есть-таки правда под солнцем, и никуда от нее не уйдешь!» — читалось в обостренных канонирских взглядах.

Петр басовито откашлялся, подмигнул пушкарям.

— Не закусить ли нам, братцы? Давно позавтракали? Ну солдатский харч мне ведом.

— Государь, стол накрыт в шатре… — заикнулся было Фельтен.

— А чем лафет — не стол, верно, дети? Волоки все подряд, обер-кухмистр. Копченой севрюжки, той самой, азовской, окорочку, сельдяной бочонок вскрой, не поскупись. Ну и сулею заветную! — Он увидел, что генералы переминаются с ноги на ногу поодаль. — Эй, вам отдельное приглашенье требуется? Давайте за кумпанию с братом-солдатом… — И Савоське, негромко: — Будешь отписывать своим, на Можай, добавь поклон от меня.

Ели на скорую руку, второпях, сколь ни вкусна была снедь, привезенная Петром Алексеевичем. Да и сам он в нетерпении притопывал ботфортом, вздергивал тонко пробритые усы. Первым отвалил прочь князь Репнин, опрокинув залпом несколько чарок анисовой и зажевав луковым перышком с солью.

— Смотри, не очумей, — предостерег Петр. — Начнешь кидаться, как в девяносто осьмом, у Покровских ворот, клянусь, в погреб сядешь!

Солдаты прыскали, зажимая рот рукой.

— Ответ! — крикнул остроглазый Макар Журавушкин.

Над угловой башней всплыло белое облако, пророкотал отдаленный выстрел, и с подвывом стала налетать бомба. Упала она перед батареей, в кустах, вскинула грязь, пошла скачками по травянистому склону. Севастьян и Павел со всех ног бросились к ней, догнали у воды, обжигаясь, отделили затыльник, поднесли вчетверо сложенный лист артиллерному голове, — субординацию усвоили назубок, черти! — тот с поклоном передал его бомбардир-капитану.

— Держится гарнизон единой стеной. Что пехота, что казаки… Макаров, снимешь противень [14] Копия (арх.) . и гетману скорой почтой — пусть порадует воинство чубатое! — Петр Алексеевич пробежал последние строки, потемнел, судорожно скомкал бумагу. — Приступ за приступом, Келин пишет. Силы на исходе, свей подкапывается под вал, а мы — ни с места! — и не оглядываясь, зашагал на взгорье, где — под старым развесистым дубом — ждала карта.

Он сидел во главе стола, теперь в преображенском кафтане, с синей андреевской лентой через плечо, маленький рот плотно сомкнут, выпуклые карие глаза прошибают насквозь.

— Ваше слово, господа генералитет. — И фельдмаршалу Шереметеву; — Веди консилиум, время дорого.

Светлейший князь Меншиков, Боур, Брюс, Рен, Алларт, Беллинг, Репнин и другие сдвинули разномастные парики, думали-гадали, не приходя ни к чему путному, галдели вразнобой, — Петр отмалчивался, кромсал зубами ноготь.

— Вся округа в трясину превратилась: ни проехать, ни пройти!

— Да ведь и ему до нас ходу нет!

— Ничего себе, утешеньице…

— А правда, ихний первый министр, Пипер, с казной к Днепру чесанул?

— Так он тебе и разлетелся, без войска-то. При нем, перебеги сказывают, мильены и мильены рейхсталлеров.

— Врешь…

— Небось, три державы ободрал, да еще герцогство в довес!

Борис Петрович строго постучал жезлом по столешнице, водворяя тишину.

— Кто имеет основательное сужденье?

— Позвольте мне, господин генерал-фельдмаршал, — учтиво сказал Алларт. Он не спеша раскрыл свою карту, броско разрисованную в красный, синий и зеленый цвета, заговорил пространно. В его прикидках было все: наезды конных партий, напор с веста, силами гетмана Скоропадского и прикомандированных к нему драгунских начальников, кордонная борьба с оста, вдоль большой излучины реки, а следовательно, и развитие окопных работ, начатых неделю назад на правом берегу.

— Предлагаешь идти траншеями, снова да ладом? — не вынес Александр Данилович. — Ей-богу, сизифов труд!

— По-моему, ваша светлость, их значение в связи с ливнями нисколько не уменьшилось. Отнюдь нет. Неудача, которой завершился наш первый натиск, может в конце концов обернуться колоссальным выигрышем. Ибо ненастье — дело временное, а полтораста сажен, пройденных нами по лугу, едва ли не треть расстояния от реки до горы.

— Натюрлих [15] Конечно (нем.) . , — поддакнул горбоносый тюринжец Янус.

— Думаешь, король спать будет, пока мы в постирунгах топчемся? — накаленно спросил Меншиков. — Раскидаем армию, а у неприятеля она в пятерне, даже гауптквартиру свою перевел из Будищ.

Алларт убежденно затряс париком.