Евгений Штейнберг - Утренняя звезда

В толпе опять засмеялись.

— Пойдем-ка! — вдруг сказал Рени. — Вон человек, от которого можно узнать кое-что интересное.

Он потащил Егора за рукав навстречу молодому человеку, быстро шагавшему по направлению к галерее.

— Есть новости? — спросил Рени.

— И весьма важные! — кивнул тот.

Мгновенно вокруг них образовалось плотное кольцо людей. Молодой человек поднялся на ступеньки галереи.

— Я только что из Версаля! — начал он. — Вот что там произошло… Сегодня утром Бальи, председатель Собрания, явился открывать заседание. Двери главного входа оказались запертыми, их охранял караул швейцарцев, Председателя отказались впустить…

— Какая подлость! — крикнули в толпе.

— Депутаты также собрались там. Вызвали начальника стражи. Тот объявил, что получил приказ не впускать в зал никого.

— Что же Бальи? — спросил Рени.

— Он предупредил офицера о серьезных последствиях такого произвола. Тот был невозмутим. Дворцовые лакеи и гвардейцы, выглядывая из окон, гоготали и отпускали непристойные шутки. Депутаты пришли в негодование. «Мы избранники нации! — говорили они. — Никто не смеет помешать нам выполнять наш долг…»

Незнакомец не блистал красноречием. Голос у него был глуховатый, он слегка заикался. Но было что-то привлекательное в его манере говорить, в выражении лица, в изящной без щегольства одежде.

— Итак, решено было собраться во что бы то ни стало… Но где?.. Начался дождь. Депутаты толпились у подъезда, промокшие до нитки. Некоторые предлагали отправиться в Марли, где король изволит охотиться…

Но тут кто-то вспомнил о помещении для игры в мяч. Это тут же, в Версале, в двух шагах… И вот все депутаты во главе с председателем направились туда, К счастью, зал был открыт. Депутат Мунье предложил присягнуть, что Собрание не разойдется ни при каких обстоятельствах и будет заседать всюду, где возможно, пока не будет утверждена конституция Франции…

— И они поклялись? — спросил кто-то.

— Шестьсот человек подписали эту великую присягу, — сказал незнакомец. — Шестьсот без одного… Некий Мартен д’Ош отказался поставить свою подпись.

— Кто этот негодяй? — закричали из толпы.

— Депутат от Лангедока, прихвостень аристократов… Запомним это имя, граждане, чтобы предать его вечному позору… Итак, друзья, присяга принята! Она обязательна не только для членов Собрания, но и для всех истинных патриотов… Слушайте! Двор готовит новое преступление. Послезавтра, двадцать второго июня, назначено заседание всех трех сословий. Король явится к ним объявить свою волю… Это будет воля аристократии, воля тиранов, ненавидящих нацию! Если Собрание откажется повиноваться, оно будет распущено, а затем лучшие сыновья Франции попадут в Бастилию… Граждане Парижа! Вы должны явиться в этот день в Версаль, чтобы поддержать своих избранников. Пусть слуги деспотизма увидят, что народ един в своем стремлении к свободе!

Гул одобрения пронесся в толпе.

— Итак, послезавтра в Версале! — воскликнул оратор и, спрыгнув с балюстрады, быстро удалился.

— О, наш добрый, великодушный государь! — сказал Рени, насмешливо подмигнув Егору.

— Погоди еще! — возразил Егор. — Может быть, этого и не случится.

— Поживем — увидим! Ты ведь отправишься послезавтра в Версаль?

— Непременно! — сказал Егор. — А кто этот молодой человек?

— Адвокат. Его зовут Камилл Демулен!..

Уже накануне стало известно, что «королевское заседание» Генеральных штатов, назначенное на понедельник 22 июня, отложено на один день.

На рассвете 23 июня дорога из Парижа в Версаль представляла невиданное зрелище. Непрерывным потоком двигались извозчичьи кареты, коляски, кабриолеты, телеги, всадники, пешеходы. Версаль был битком набит войсками. У Парижской аллеи стоял отряд швейцарской гвардии. Глазные улицы были загорожены рогатками. Помещение, а котором должно было состояться заседание, оцеплено пехотой…

Толпа парижан опрокинула загородки, хлынула на площадь. Опять, как третьего дня, пошел дождь. Двери отворились. Главный церемониймейстер, господин де Брезе, ввел в здание только депутатов от дворянства и духовенства. Третье сословие осталось ожидать под дождем. Это было новое, намеренное унижение. Среди депутатов начался ропот, некоторые предлагали уйти и собраться отдельно. Другие, более осторожные, советовали повременить.

Егору удалось протиснуться в первые ряды толпы, сдерживаемой цепью гвардейцев. Рядом с ним стояли стройный юноша, почти подросток, и уродливый сухощавый человечек лет около сорока. Старший походил на провинциального нотариуса или врача, а юноша, несмотря на строгое черное платье, выглядел как истый аристократ.

«Отец с сыном?» — подумал Егор, глядя на них.

Снова появился церемониймейстер и пригласил депутатов третьего сословия следовать за ним. Толпа ринулась вперед. Гвардейцы сдерживали ее, но в нескольких местах их цепь была прорвана. Парижане отталкивали солдат, осыпали их бранью и проклятиями. Вскоре порядок был восстановлен, толпа оттеснена. Нескольким посторонним все же удалось просочиться сквозь цепь, смешаться с последними рядами депутатов и проникнуть в здание. Среди них был Егор. Он не отличался проворством и находчивостью, просто мощный людской поток вынес его с собой, как волна выносит на отмель щепку.

Депутаты проходили в зал по трое. Среди них шли пожилой господин с юношей, которых Егор заметил еще на площади. Преодолев застенчивость, он примкнул к ним. Юноша приветливо улыбнулся, его спутник слегка нахмурился, но промолчал. Очевидно, этот хмурый господин был здесь известен. Егор видел, как он обменялся поклонами с некоторыми депутатами.

Пройдя по галерее, они наконец очутились в зале заседаний.

В глубине зала, на помосте, возвышался трон, внизу — кресла для министров. Министры уже заняли места, трон еще пустовал. По правую сторону от трона расположилось дворянство, по левую — духовенство, третьему сословию были отведены места от середины зала до входных дверей, прямо против трона.

Егор отыскал местечко в задних рядах. Юноша стоял у стены, его отец уже успел присесть. Егор помахал рукой, приглашая юношу разделить с ним стул. Тот с радостью поспешил на зов.

Около одиннадцати часов королевский кортеж выехал из дворца. Впереди скакали две роты конной гвардии, за ними следовали, тоже верхами, королевские сокольничьи егеря, пажи и шталмейстеры; далее восьмерка белых лошадей везла белую, легкую, как облако, королевскую карету; шествие замыкали еще две конные гвардейские роты. Толпа, стоявшая перед цепью солдат, встретила блестящую процессию гробовым молчанием. Это нисколько не походило на тот восторженный прием, который оказал народ своему государю полтора месяца назад, в памятный день открытия Генеральных штатов.