Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

Даже самое почётное княжеское право - вершить суд - проходило мимо Юрия. Подручные князья судили своих людей сами, не обращаясь к великому князю, а в Киеве, согласно обычаю, это делали городские мужи.

На княжеских советах киевские вельможи были уважительны и покладисты, но больше молчали, не выказывая ни явного одобрения, ни несогласия. Выслушают, согласно покивают, а что на самом деле думают — кто их знает? Такое безразличие к княжеским делам было непривычно для Юрия Владимировича, холодком от него веяло. Не свои...

Юрий везде поспешил поставить управителями своих суздальцев, но что получилось? Не с людьми они сносились, а с немногими киевскими мужами-посредниками, которые сами и дани собирали, и уроки назначали, и торговые пошлины накладывали - не по княжеским меркам, а по обычаю, сколько прежними великими князьями было установлено. Они же привозили собранное в великокняжескую казну. Чужими оставались Юрий и его суздальцы для горожан, вроде как ненужными.

К тому ли он, сын великого Мономаха, стремился - из хозяина Земли превратиться в затворника великокняжеского дворца, в стороннего человека?

Всё чаще Юрий стал уединяться со своим новым любимцем, бойким и весёлым боярским сыном Друганом Кукуевым. Друган так и сыпал шутками-прибаутками, озорными песенками, пересказывал городские слухи. Вместе попивали винцо, благо винные погреба в великокняжеском дворце казались неиссякаемыми. Каких только вин там не было! О делах за столом не говорили. Не для совета приблизил к себе Юрий боярского сына - для забавы, от скуки. Вместе и в баню ходили, и не одни, а с развесёлыми жёнками.

Казалось бы, о таком времяпрепровождении должны были знать только комнатный холоп Илька для ближние дружинники, но вышло по-иному. По Киеву поползли слухи, что бражничает-де великий князь и веселится, а о пользе княжества мало думает...

Злые недоброжелатели такие слухи нашёптывали, но ведь — и Юрий вынужден признать - зацепки-то были, были! Тревога...

Были основания для тревоги!

Бывший великий князь Изяслав Мстиславич мир подписал, удалился в свой Владимир-Волынский, но по всему было видно, что не угомонился. Его брат, Владимир Мстиславич, тайно поехал в Венгрию, к королю Гёзе, зятю Изяслава. Для чего он поехал, было понятно каждому смышлёному мужу: просить помощи против Юрия. Изяслав будто бы велел передать королю свои слова: «Погнали меня из Киева без чести. Теперь, брате, исполни своё обещание: сядь на коня!» А король будто бы сразу согласился: «Я уже выступаю с братом твоим Владимиром, выступай и ты!»

Обо всём этом сообщали Юрию верные люди князя Владимирка Галицкого: нашлись они у неугомонного галицкого воителя и в самой Венгрии. Не жалея золота, склонили приятели Владимирка на свою сторону архиепископа, двух епископов и некоторых влиятельных венгерских вельмож, а те отсоветовали королю выступать в поход поздней осенью.

Поход король Гёза отложил, но Изяслава обнадёжил: «Теперь не время воевать. Вот когда реки замёрзнут и ледяные дороги установятся, тогда пойдём. Если самому мне нельзя будет, то помощь пошлю, десять тысяч или больше, сколько хочешь. А летом, Бог даст, сам в твоей воле буду, отомстим за твои обиды!»

Если верить этим вестям, то беда не миновала, а только отсрочилась. Как тут было не тревожиться Юрию Владимировичу?

В тревожном ожидании тянулись зимние месяцы: декабрь, январь, февраль. Юрий начал успокиваться. Осень - неудобное время для большой войны, но и весна — тоже, а весна вот-вот наступит. Может, промедлит король до лета? О том и подручным князьям намекнул, присовокупив, чтобы к лету готовились...

Но надежды Юрия не сбылись. В марте следующего года, от Сотворения Мира шесть тысяч пятьсот девятого [135] 1151 г. , Изяслав с венгерской помощью двинулся на Киев. Вскоре его полки подошли к реке Горыни.

Навстречу совместно выступили князья Владимирко Галицкий и Андрей Юрьевич, на речке Уше оба войска сошлись, но не большими полками, а сторожевыми заставами. Лучники начали стреляться через реку.

Большие полки Владимирка и Андрея на берег не выходили, стояли в крепком месте за лесом. Рассудительный Андрей Юрьевич сдерживал своего нетерпеливого союзника:

- Княже, сила у Изяслава великая, и венгры с ним. Нам не к сече стремиться надобно, но лишь задержать его здесь, пока батюшка рати не соберёт. А потом ударим с двух сторон...

Так и решили, лишь малую толику пешцев послали к берегу — подкрепить лучников, да велели десятникам поднять над кустами стяги, будто всё войско к берегу выдвигается.

Но опытные воеводы были и у Изяслава Мстиславича, Андрееву хитрость они разгадали и посоветовали идти на Киев кружным путём, а на Уше оставить малые силы и лениво через реку стреляться. Так Изяслав и поступил. Оставив в стане горящие костры, он ночью тихо увёл войско.

Передовой полк брата Изяслава Мстиславича — Владимира - добежал до Белгорода, где сидел с малой дружиной Борис Юрьевич. Борис боя не принял и ускакал в Киев — предупредить отца об опасности.

А волынские и венгерские полки Изяслава неотвратимо накатывались на Киев.

На взмыленных конях, с ошалелыми лицами, ворвались Борис и его дружинники на Красный двор, где в это время пировал ничего не подозревавший Юрий Владимирович. Что-нибудь предпринимать было поздно, одно оставалось — самим спасаться.

На ладьях Юрий и его ближние люди переплыли на другой берег Днепра, где постоянно бдила суздальская застава и были запасные кони. Конная дружина Юрия пошла по правому берегу Днепра к Переяславлю и тоже благополучно переправилась по Витичевскому броду.

Для самого Юрия Владимировича бешеная гонка по раскисшим весенним дорогам закончилась в Городце-Остерском: здесь он был в безопасности. Здесь стоял с немалой дружиной большой воевода Якун Короб, да и горожане были готовы с оружием в руках оборонять свой град.

Случилось сие печальное происшествие 6 апреля, в солнечный и тёплый весенний день, а на сердце у Юрия — серая осенняя хмарь. Всё приходилось начинать заново.

Но не было у Юрия прежнего страстного устремления к отцовскому великокняжескому столу: устал, изверился в удаче. Снова ожили прежние сомнения: не напрасно ли, покинув свою отчину, он ввязался в непонятный киевский раздрай?

Будто угадав княжеские сомнения, боярин Громила проговорил негромко:

- Не пора ли возвращаться в Суздаль, княже?

Но загомонили, завозмущались воеводы, застучали мечами об пол:

- Стыдно глаголешь, Громила!

- Умалена честь князя нашего!

- Не в бою взял верх Изяслав, но изменою Иудиною!

- За обиду Юрию Владимировичу будет отступнику кара небесная и земная!

- Веди, княже, все за тебя головы положим!