Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

Раньше Юрий бывал в Суздале только наездами. Переночует в непомерно просторном гулком дворце, несокрушимо стоявшем посередине града, рядом с единственной Церковью. Поутру выйдет на Красное крыльцо, покажется народу, даст суд людям, собравшимся на княжеском дворе, и снова в дорогу. Не знал даже, сколько гридниц, горенок и каморок в старом, но крепком, на века срубленном из дубовых брёвен княжеском дворце. Недоумевал, для чего батюшка Владимир Всеволодович воздвиг такое громадье в таком невеликом граде?

Но вот ведь как повернулось: переезжает княжеский двор в Суздаль, а хоромы для него давно готовы, только подновить кое-где да украсить. Прозорлив батюшка, на многие годы вперёд смотрел!

Князья въехали в город через Никольские ворота по новому мосту. Как могучий старый дуб среди мелколесья, высился впереди княжеский дворец. Другие городские постройки показались Юрию невзрачными и будто вколоченными в землю. Больше всего было полуземлянок с покатыми кровлями, заросшими травой; издали эти жилища были похожи на зелёные холмики. К дверям люди спускались по ступеням, вырубленным в земле — как в норы. Под некоторыми были срубы в несколько венцов. Те были повыше, но покатые кровли тоже прижимали их к земле Не город, а поле, уставленное древними курганами...

Но всё-таки это был город!

То там, то здесь были видны островерхие крыши боярских хором, хотя было их немного. Большие рубленые избы, похожие на ростовские купеческие домины, упористо стояли на земле, и частоколы из заострённых жердей вокруг них были новыми, крепкими. Небедные люди жили здесь, хозяйственные.

А вот старая деревянная церковь, возведённая ещё при прежнем ростовском епископе Исайе, даже издали смотрелась ветхой. Подъехали ближе — совсем огорчились. Брёвна расщепились, осиновые лемехи с купола и кровли пооблетели, оконца перекошены. Убогость, неухоженность...

Не такой храм надобен стольному граду! Прав, батюшка, прав!

На княжеском дворе, возле Красного крыльца, князей встречала немногочисленная дворцовая челядь. Люди одеты без пышности, но во всё новое, чистое, смотрят весело, лица - сытые.

Юрию сие понравилось. Если люди довольны, можно ждать от них и рвения, и верности.

Над толпой покачивалось несколько высоких боярских шапок: суздальские вотчинники, невесть от кого прознавшие о приезде князей, явились встречать. Держались они скромно, вперёд не вылезали.

И это Юрию понравилось. Подумал, что в Ростове старая чадь давно бы всех от князей оттеснила, хвастаясь богатством наряда.

Десятка четыре ратников с копьями и щитами, в островерхих дружинных шлемах, рядком стояли у стены по обе стороны крыльца. Рослые вои, больше молодые. Но и седобородые кряжистые мужи, украшенные боевыми шрамами, тоже смотрелись молодцами.

К князьям вышел нарядный муж - дородный, несуетливый, из-под высокой боярской шапки глаза смотрят с прищуром, цепко. Суздальский наместник Ощера Трегуб, хранитель дворца. Юрий наместника знал и даже разговаривал с ним, и не единожды. Уважительный муж. И себя уважающий, не льстивый. Таким можно доверять.

Сейчас наместник в растерянности: два князя перед ним, а кому первому кланяться, у которого почтительно повод принять? Владимир Всеволодович Мономах - князь по всей Руси знаменитый, но и князя Юрия Владимировича нельзя равно не почтить, ведь свой князь, Ростовская- то земля под ним, под Юрием, а не под Мономахом.

Князья понимающе переглянулись, одновременно протянули поводья подскочившим гридням, спешились и встали рядышком. Посветлевший наместник поклонился обоим сразу.

Немедля пошли во дворец (Ощера показывал дорогу, беспрерывно оглядываясь — не прикажут ли чего князья). Всё точно бы приготовлено, как подобает. На ступеньках крыльца и дальше, через сени, красное сукно постелено. В просторной почётной гриднице длинный стол, до блеска отскобленный, благородной желтизной отсвечивает. Стулья вдоль стола тяжёлые, дубовые, устойчивые, будто к полу приросли, а в голове стола — высокое резное княжеское кресло, сиденье и спинка кресла дорогой тканью крыты.

Юрий усмехнулся про себя: вот опять наместнику Ощере досадное затруднение - как двух князей в одно кресло усаживать, второго-то такого кресла, поди, нет?

По переходам шли — везде половички постелены. Чисто и пахнет приятно, вроде как травами. А в ростовских хоромах, как ни старался дворецкий Дичок, пахло поварней, мышами, пылью.

Долго ходили по дворцу князья. Ухоженно, светло. Только непривычно гулко шаги отдаются, двоятся эхом, как в пустом храме. Однако исправимо это, прибудет Дичок с обозами, наполнятся хоромы всяческой рухлядишкой, жилым духом пропитаются. «Тогда и поварней запахнет, и мышами», - шутливо подумал Юрий, но вслух не сказал. Может, у Ошеры секрет какой есть от дурных запахов?

Дворец Юрию понравился, особенно потайная горенка на самом верху терема, подобная той, в которой они шептались с тысяцким Георгием Симоновичем во Владимире. Хотя чему тут удивляться? И суздальский, и владимирский дворцы отцовским тщанием возведены...

В этой горенке, смотревшей оконцами на все четыре стороны, князья присели отдохнуть. По-иному была обставлена горенка, не как во Владимире. Стол - посередине, стулья вокруг него - все одинаковые, княжеское место не выделено, а лавка - вдоль стены. А вот лари с замками у другой стены совсем как во Владимире - тяжёлые, железными полосами перехваченные. Во весь пол - ковёр, и шаги в этой горнице не слышны. В углу малый столец, берестяные грамотки на нём, писала [32] Писала - заостренные железные или костяные палочки, которыми выдавливали на бересте буквы. , полоски отбелённой бересты, расправленные и прижатые тяжёлым медным подсвечником. Под образами лампадка теплится. Жилая горенка-то!

 Приветливо здесь и лепо, - начал разговор Юрий. - Спасибо, батюшка, что хоромы загодя поставил и мне, сыну своему недостойному, в милости своей неиссякающей подарил...

 Едины мы, род князей Всеволодовичей, ни к чему меж своими считаться, - медленно, значительно произнёс Мономах, глянул прямо в глаза Юрия построжавшим взглядом.

Понял Юрий, что слова отцовские — со значением. И обет в словах этих - стоять за един, общей семьёй, и предостережение на будущее - в семье старшего почитают, ни в чём его не обходят...

Нет, не забыл отец их с Георгием Симоновичем лукавства!

И ещё понял Юрий, что слепо повиноваться властной отцовской воле он больше не сможет. Вкусивший власти разве пожелает расстаться с ней?

Долго вглядывался Мономах в лицо сына. Нет, не покорный отрок сидит перед ним. Губы упрямо сжаты, в глазах непонятное - не то равнодушие, не то отстранённость. Замкнулся, как створки речной раковины. Рядом сидит сын, а мысли его - наособицу. Самовластец растёт...