Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

- Сече быть непременно!

- Сам суздальскую дружину поведу! - вскрикнул Юрий, захваченный общим воодушевлением.

Боярин Василий и воевода Тихмень многозначительно переглянулись, но ничего не сказали. Но без слов было понятно, что не допустят, чтобы князь рубился в сече, как простой гридень. То же, что ратное рвение взыграло в князе, не во вред Земле, но скорее на пользу. Ближних людей давно беспокоило равнодушие Юрия к ратным потехам...

Разъехались воеводы по полкам. Юрий остался наедине со своими ближними мужами.

Воевода Тихмен начал осторожно:

- Даже воеводе неразумно самому в сечу ввязываться. А ты - князь! Кто будет смотреть, куда запасные дружины посылать? Я и сам в отдалении от сступа буду, на удобном месте, откуда всё поле видать.

Боярин Василий к случаю напомнил о печальной судьбе брата Изяслава, муромского владетеля:

- Изяслав безрассудно ввязался в сечу, себя не сохранил и войско погубил, ибо дрогнули и побежали ратники, лишившись князя. Муром же навсегда из отчины Всеволодовичей выпал, Гориславич там полностью распоряжается...

Непейца предложил - словно только сейчас в голову пришло, хотя заранее всё с Василием обговорили:

- А дружину пусть богатырь Стар ведёт, не впервой ему сквозь ряды прорубаться.

Богатыря Стара князь Юрий знал. Знаменитый был муж, чуть не с сажень ростом, на потешных поединках не то чтобы насупротив двух или трёх - против десятка добрых ратников выстаивал. Говорили люди, что Стар родом из варягов, прирождённых воинов, но сам богатырь того не подтверждал, именовал себя коренным ростовцем.

Горд был Стар и вспыльчив, потому и не прижился в княжеской дружине, состоял ныне при ростовской тысяче. Это боярин Василий посоветовал его в ближней дружине не держать, ибо не для дворовой службы сей муж, но для битвы. Однако обласкать его и пожаловать было бы полезно, что Юрий и сделал.

Промолчал Юрий, выслушав советы ближних людей, но остановился там, где подсказал воевода Тихмень, - позади суздальского полка. А за спиной князя стояла ближняя дружина. Покачивался над головой красный стяг с ликом Святого Спаса.

Удар полков Мстислава Владимировича оказался для Гориславича полной неожиданностью. Он, трапезуя в своём шатре, уже дважды посылал отрока посмотреть, не ушли ли прочь супротивные вои. Олеговы ратники мирно сидели вокруг котлов с кашей. И вдруг, как гром среди ясного неба, устрашающий рёв боевых труб!

Новгородские пешцы бежали к стану, выставив длинные копья, а с боков заходила конница, и казалось - нет ей числа, столь густым был дружинный строй.

Реденькая цепочка сторожевых застав была мгновенно смята и растоптана. Не успевшие построиться для боя полки Гориславича смешались.

Первыми бежали половцы, увлекая за собой муромских ратников. Тмутороканьцы пробовали отбиваться, но вскоре были смяты тяжёлой конницей князя Мстислава. Первые ряды, одетые в непробиваемые немецкие доспехи, прорезали их толпу насквозь. Северские дружины Олега Гориславича успели собраться вокруг княжеского шатра, но не для продолжения битвы - для спасения своего князя. Они продавили редкое ещё кольцо окружения и ушли за Колокшу, оставив на броде крепкую заставу.

На верную смерть была оставлена застава, но своё дело она сделала - позволила князю уйти от погони.

Ушёл Гориславич невозвратным путём и опять где-то затаился.

Князь Мстислав Владимирович со своим воинством возвратился в Новгород. Его доверенного мужа, оставленного присматривать за ростовской тысячей, Георгий Симонович вскоре отослал из города: сами-де управимся!

Всё возвратилось на круги своя.

Великий князь Владимир Всеволодович Мономах на самоуправство не обиделся. Видно, привык уже смотреть на Залесскую Русь как на отрезанный ломоть. Сменить бы Юрия, но опасно, ростовцы крепко за него стоят. Подсобил Мстиславу — и за то спасибо. Главное же, что сыновья самого опасного супротивника, Олега Гориславича, вышибли из седла. Успех великий, руки теперь у Мономаха развязаны.

Юрий, приехав в Ростов с суздальской дружиной, гневно попенял ростовским боярам и мужам, что безропотно встали под руку Мстислава без его княжеского слова, и наказал, чтобы впредь такого не было.

Против устья реки Медведицы, на оной стороне Волги, в самой крайней ростовской вотчине, была поставлена сторожевая застава. Ратникам с заставы было велено никаких воинских людей из Новгорода в ростовские земли не впускать, если не будет на то соизволения князя Юрия Владимировича.

Выходило, что от неожиданного Мстиславова наезда никакого умаления ростовских вольностей не случилось, даже наоборот. Вот ведь как бывает соизволением Божьим: ожидаешь худа, а получается - к лучшему!

Надеялся Юрий, что теперь ослабнут нити, протянувшиеся к нему от отца из стольного Киева, но оказалось, что не нити это были — кручёные верёвки. Ни распутать, ни разорвать...

Первое время всё происходившее в Киевской Руси обходило Юрия стороной.

Великий князь Владимир Всеволодович Мономах оженил сына своего Романа, взял дочь князя Володаря Ростиславича Галицкого [75] Володарь (Владимир) Ростиславич Галицкий (?-1124) - сын князя Ростислава Владимировича, правнук Ярослава Мудрого. При нём произошло обособление от Киева Перемышльской и Теребольской земель, ставших впоследствии основой Галицкого княжества. . Юрия на свадьбу не позвали. Только от посторонних людей узнали ростовцы, что свадьба прошла с великим весельем, но не огорчились: своего пития и яств в Ростове и Суздале предостаточно, а скоморохи побойчее будут, чем в Киеве!

А тайный промысел Мономаха - покрепче привязать к Киеву Волынь и Галичину — ростовцам без интереса...

В Новгороде князь Мстислав Владимирович заложил на торговище княжескую церковь во имя Святого Николая. Основание нового храма отпраздновали шумно, торжественно, многие князья съехались в Новгород. Намерения старшего брата были Юрию понятны: Мстислав утверждается в Новгородской земле не токмо отцовским грозным именем и оружьем, но и каменным строением. Звали и Юрия, но он не поехал, послал вместо себя тысяцкого Георгия Симоновича - из уваженья к старшему брату.

Месяца мая в шестнадцатый день, на Фёдора-житника, преставился в Переяславле брат Святослав, но и это Юрия не коснулось. Мономах посадил в Переяславле другого сына, Ярополка, благо оказался под рукой.

Юрий к братниному возвышению не ревновал, хотя Переяславский княжеский стол считался вторым после Киевского. Незавидное это было княжение, была в нём какая-то неустойчивость, временность - будто сени проходные. Сегодня сидишь в Переяславле, а завтра батюшка переведёт ещё куда-нибудь. Мономах сидит на великом княжении в Киеве, но по-прежнему считает Переяславль своей отчиной, распоряжается через голову переяславского князя.