Александр Бармин - Уральские рудознатцы

Чумпин недоверчиво смотрел то на одного, то на другого. А чиновники зашептались.

— Придется вернуть шкурки. Еще разболтает в правлении заводов.

— Жалко, — возились сколько!

— Хрущов дознается… за такое дело, знаешь…

— Да, знаю. Влопались мы зря! Ну, отдай. Нам кремневка останется, полтора рубля всегда стоит. — И чиновник в красном полушубке крикнул Чумпину:

— Эй, держи свою рухлядь! Да смотри, не пикни об этом в городе. Знаешь, кто я?.. Не знаешь?.. Ну и хорошо.

Чумпин обошел вокруг крепости, как зверь вокруг ловушки.

Ничего не видно за двухсаженными стенами. На пруду из снегу торчат острые колья рогаток. Пройти можно только через одни из трех ворот.

Подкатил к западным воротам, поднял лыжи на плечи. Конные, пешие проходили из крепости и в крепость. Целый обоз плетеных коробов с углем стоял у ворот, пережидая. Когда обоз тронулся, Чумпин пошел с ним и так вступил в крепость.

Непонятные звуки, незнакомые запахи неслись со всех сторон. Грохотало невидимое железо, из-под навеса вместе с искрами сыпались вперегонку разноголосые стуки. Люди кричали громко, как пьяные. Слишком много шума!

По главной улице Чумпин прошел весь город до восточных ворот. Они были открыты. Всех выпускали беспрепятственно.

Около одного большого дома — это был госпиталь — Чумпина затошнило. Уж очень отвратительные запахи. Как это русские жить здесь могут?

С лыжами на плечах бродил Чумпин по Торговой стороне. Спросить кого-нибудь о своем деле не решался — все казались очень занятыми.

Торговец в длинном до пят тулупе, стоявший около ободранных бычьих туш, помахал Чумпину варежкой.

— Манси, меха есть?

— Нету.

— Продал уж? В другой раз прямо ко мне неси. Запомни Митрия Рязанова.

Чумпин спросил, как найти самого главного командира.

— Самого главного? — торговец захохотал. А с полицмейстером и говорить не хочешь?

— Так велели.

— Ну, ищи самый большо й дом!

Чумпин послушно отправился искать самый большой дом. Заходил в дом Осокиных, в церковь, в казарму, — его выгоняли.

На плотине встретил другого манси и обрадовался. Этот нес на виду лисью шкурку и не казался испуганным шумом и многолюдством.

— Пача, юрт!

— Пача, пача, где изба главного командира?

— Ляпа — совсем близко. Вернись обратно и смотри налево, где много лошадей.

— Теперь найду. Плохие люди русские, люлькар-хум!

— Совсем плохие. Всегда хотят обмануть манси.

— Прощай, спасибо.

— Осемеуль!

Лыжи Чумпин очистил от снега и поставил у входа в правление. Поднялся по лестнице, подождал, когда откроется дверь и скользнул в дом. Не забыл осмотреть и попробовать дверь изнутри: захлопывается сама, но щеколды нет, — просто гиря на веревке тянет. Выйти легко в любую минуту.

Очень большой дом у командира! Еще и внутри десятки высоких норколей. В который итти?

Наугад пошел налево — вслед за первым попавшимся человеком. Попал в толпу. Сколько гостей! Но невеселые все и очень толкаются. Затискали Чумпина.

Придется еще спрашивать дорогу. Выбирал лицо подобрее, да то худо: у всех русских лица одинаковые. Только и можно различить-«ойка» ли, у которого борода и усы сбриты, а на голове белые лохмы, или «керсенин» с бородой.

У окна стоял один такой «керсенин». Шапка зажата меж колен. Левого уха нет. Он запихивал в деревянную коробочку бумагу, свернутую во много раз, и что-то приговаривал. Чумпин спросил его, где дадут деньги за прииск железной горы.

— Милый, не здесь… Етта контора судных и земских дел. Коли насчет горы, так иди в Контору горных дел, туда, через сени.

Пошел Чумпин, куда указали.

По дороге увидел и узнал Мосолова… Хотел к нему подойти. Тот, видать, тоже узнал Чумпина, поводил по нему жестким взглядом — и вдруг повернулся, исчез в дверях.

Чумпин вошел в большую палату, стоял, принюхиваясь к странным, отталкивающим запахам.

— Чумпин! Чумпин! Степан! — услышал он веселый мальчишеский голос. Сдернул шапку-совик с головы, искал кто зовет. И вдруг заулыбался радостно, все лицо в морщинки собрал: русский Сунгуров пробирался к нему в толпе.

— Здорово, Степан. За наградой? Я уж слышал. Это к бухгалтеру надо, я тебе покажу.

Из-за пазухи вытащил Чумпин кунью шкурку, встряхнул и протянул Сунгурову.

— Тебе, знакомый, тебе, юрт! Бери.

— Не надо, экой ты! Продай лучше на базаре. А про твое дело сейчас узнаю. Иди сюда, в сторонку. Подожди меня.

Через минуту вернулся.

— Занят бухгалтер, с лозоходцем расчет делает, уезжает лозоходец. Подождем еще. Как ласточка-то по-вашему — ченкри-кункри?

Оба смеялись. Чумпин все совал куницу в руки Егору, а тот отказывался.

— У меня тоже радость сегодня, Степан. Смотри, — развернул лист бумаги. — Вот что написано: «Аттестат или удостоинство». Я теперь рудоискатель. Этот самый лозоходец и учил меня, что уезжает-то. Вчера испытание нам было, теперь все подписали аттестат, только советника Хрущова жду. Он подпишет — и готово. Их кан минералиен унд ерце зухен. К тебе на Баранчу приеду, ты еще одну гору припаси.

Егор сверкал от радости и болтал, не заботясь, слушает ли его охотник.

У Чумпина болела голова. Взгляд Мосолова крепко запомнился. Не он ли так давит голову? Есть еще соболек за пазухой, надо подарить приказчик, пусть не глядит так.

— Идем, идем, — заторопил Сунгуров. — Бухгалтер свободен. Сюда, за мной.

Тащил охотника за руку.

— Господин Фланк, вот вогул Чумпин, которому награда назначена.

Немец бухгалтер переспросил фамилию и стал рыться в ящике. Достал бумагу, вслух прочел:

«Оному новокрещенному вогулу Чумпину выдать в поощрение двадцать рублей. Да и впредь, по усмотрению в выплавке обстоятельства тех руд, ему, Чумпину надлежащая заплата учинена будет.»

— Рихтик! — сказал Сунгуров. — Получай, Степан, цванцик рублей.

Бухгалтер велел Чумпину расписаться, а тот понять не мог, что от него требуется.

— Он неграмотный, господин Фланк, — сказал Егор. Вогул ведь.

— Ну, так пусть хоть крест поставит.

— Кат-пос, — объяснил Егор охотнику. — Надо на бумаге кат-пос, тамгу сделать, вот как на березах ты делал.

— А-а, — понял Чумпин и вытащил нож. Кат-пос! Где?

Кругом них раздался хохот.

Бухгалтер спрятал бумагу.

— Пускай за него кто-нибудь распишется, — сказал он сердито.

— Нет, мы вот так, — нашелся Сунгуров. — Дай сюда руку, Степан.

И он намазал ему кончик пальца чернилами.

— Теперь тисни здесь… Во! Зэр гут!

На бумаге остался жирный отпечаток пальца. Бухгалтер удовлетворился.

Чумпину отсчитали порядочную кучку серебра. Он собрал его в кожаный мешочек и спрятал за одежду. Потом расстелил на столе перед бухгалтером пышную шкурку куницы.