Александр Красницкий - Рюрик

Он ходил от окна к постели, отшвыривая ногой мешавший ему табурет, снова ставил его в центр одрины и злился на себя за свою неприкаянность. Нет, нет, никаких сомнений не должно быть! Не может быть! Он теперь же у себя в селении уничтожит улицу иудеев. Это они, они во всём виноваты! Их не видно и не слышно, но все в них нуждаются; лучший товар - у них, но кто слышал хоть раз, о чём молит иудей своего Бога? Никто! Предатели! Встретятся - кланяются низко, на вопросы отвечают словоохотливо, всегда угодливы, терпеливы, во всём и всегда умелы, а в душе?! Никогда у них на языке не бывает того, что происходит в душе. "Ну и народ!.. Сильный народ! вдруг сделал вывод князь и, ошеломлённый, застыл на месте. - А когда они появились у нас?.. Давно!.. Отец говорил - задолго до появления свеев. Смиренны, сметливы, хорошие купцы и мореходы… С великим городом Волином связь держали… А мой дед по линии матери… кем был? - с испугом вдруг спросил самого себя князь и облегчённо вздохнул: - Нет, он был свеем. Да-да, он из рода северных готов… - Рюрик вытер пот со лба, - Так как же быть?.. - прошептал он и сел на табурет. Рванул ворот рубахи - зазвенела тяжёлая серебряная цепь… - Нет, мериться силой с их Богом он не будет. Он просто забудет о нём, и всё! Нет никакого Иогве! И нет никакого Христа! Есть только Свя-то-вит! И всё! Но если так будет угодно Святовиту, то мы померимся силой! - зловеще изрёк Рюрик и недобро усмехнулся. - Не подвёл бы Юббе! Вот дело, угодное Святовиту!.."

В это время во дворе княжеского дома что-то произошло. Но Рюрик не стал вслушиваться. Он всем своим существом почувствовал, что там, во дворе, всё успокоилось и успокоилось так, как бывает, когда собираются все его приближенные - военачальники, их жены и дети, чтобы послушать песни Хетты.

Так и есть. Вот раздались мелодичные, такие родные и тёплые звуки кантеле, и что-то встрепенулось в душе князя. Он почувствовал, что злость и неуёмность не исчезли, но переместились в те далёкие закоулки его души, о которых он боялся и думать. Он сам поразился этой неприятной новости, но понял, что груз его души теперь не просто тяжёл, а ещё и неразрешим. "Неужели так будет тянуться всю жизнь? Помоги, Святовит!" - чуть слышно прошептал князь и встал с табурета.

Рюрик подошёл к окну и вгляделся в происходящее на поляне. Там полукругом сидели дружинники и слушали пение его второй жены. Хетта не звала его и пела не о нём. Он это знал. Она пела о смелом соколе, о соколятах, ещё не умеющих летать… И пусть поёт… Вот если бы Руцина!.. Все знали, что сердцем Рюрика владеет только она. Идти к ней прямо сейчас?.. Можно, но нет сил…

Он стоял у окна и не шевелился.

Но любимая жена есть любимая жена. И ей дозволено все. Она может даже пройти на мужскую половину княжеского дома, если там нет гостей. И рыжеволосая Руцина решительно направилась к своему повелителю, чувствуя необычность и опасность происходящего. Укрепили её в желании увидеть мужа и речи мудрого Верцина, который с тревогой говорил о смуте в душе князя.

- Не смей боле оставлять молодого мужа одного! - советовал ей встревоженный вождь, - Ты жена его! И самая любимая! - Верцин знал, как самолюбива Руцина. - Бди его вседенно и всенощно! Слушай все, о чём он будет кричать и стонать! Пусть кричит до хрипоты, а ты молчи и не перечь ему! напутствовал вождь княжескую жену, и та не могла ему не повиноваться.

Но, подойдя к спальне своего мужа, Руцина оробела вдруг и с трудом открыла скрипучую дверь. Рюрик стоял сгорбившись у окна и, не чувствуя духоты, мрачно смотрел на заполненную людьми поляну. Он не оглянулся на скрип двери и не вздрогнул, когда Руцина приблизилась к нему и положила обе руки на его спину, прижалась к ней щекой, поцеловала.

Рюрик закрыл глаза и поблагодарил Святовита за то, что бог понял его тайное желание.

Да, он ждал её. И это чудо, что она почувствовала его зов и сама пришла в мужскую половину дома. Да, он устал. Устал от бед, свалившихся на его двадцатилетнюю голову. Да, признать он может многое: и то, что жрецы могут изменить; и то, что племя его бедно, и то, что дружине его не хватает оружия, коней, но своё бессилие перед надвигающейся бедой - приходом новых богов - он признать не может! Уйти, спрятаться от этих дум в двадцать лет это так естественно!

- Как хорошо, Руц, что ты пришла… - сказал он тихо, поворачиваясь к ней покорно, как ребёнок. Затем обнял её как-то по-стариковски, почему-то поцеловал в лоб, страдальчески глянул в глаза, а в следующее мгновенье уже лежал с ней на ложе и безропотно отдавался её горячим ласкам.

- Ну, в последний раз! - громко скомандовал Рюрик, потный, раскрасневшийся, но, казалось, ничуть не уставший. - Тысячникам! Приготовить своих воинов!

Первыми выходят лучники! - приказал он и зорко проследил за тем, как выполнялась его воля.

…Большое поле возле грабовой рощи, на многих стволах которой были оставлены роковые отметины (роща должна была быть выкорчевана и сожжена, земля вспахана, чтобы принять в своё лоно зерно, но вождь приказал её не трогать и срока не определил), - заполнила семитысячная дружина. Пятый день подряд воины - рароги, волохи и фризы - учились сражаться объединёнными силами, и всё это время Юббе наблюдал за Рюриком и поражался быстроте его мыслей и точности в действиях, умению заставить бывалых служилых дружинников выполнять сложные упражнения на конях с мечами и секирами. Пятый день Юббе видел, как слаженно действуют тысячники Рюрика и как изнуряет учение ополченцев.

Ополчением, состоящим из двух тысяч соплеменников Рюрика, командовал коренастый, чуть сутуловатый Ромульд - один из самых близких и знатных друзей князя. Он был ровесником отца Рюрика и верно служил отцу и сыну. Когда князем стал Рюрик, Ромульд первым сказал, что будет до конца дней своих находиться в дружине. Обучать ополченцев правилам боя Ромульду помогал черноглазый, быстрый на ногу и на руку Гюрги, сын Всеволода, который тоже был соратником и другом отца Рюрика.

На Ромульда и Гюрги Рюрик надеялся, как на самого себя: знал, что они смогут сберечь силы ополченцев, научат правильно поднимать руку с мечом, секирой или копьём, чтобы не перетрудить плечи и кисти рук. Пока же ополченцы, добровольно истязая себя, махали мечами что было сил, и Ромульд и Гюрги не знали, как унять их злую прыть.

Рюрик, заметив растерянность своих военачальников, подозвал к себе Ромульда и, глядя на разошедшихся ополченцев, которые в течение всех пяти дней учёбы не хотели отстать в ловкости от дружинников, улыбнувшись, проговорил:

- Милый Ромульд, так дело не пойдёт. Они измотают себя, а во время битвы не смогут поднять рук. Распусти их по домам.

Ромульд улыбнулся, но не забыл приосаниться: Юббе был рядом, взгляд его - проницателен, а посему не надо, чтоб он заметил усталость бывалого воина.