Любовь Воронкова - Победители сильных [Сборник исторических повестей]

Целое лето все его войско работало над прорытием трехсот шестидесяти каналов; эти каналы раздробили и отвели воды реки. Она поползла по песку и не могла никогда больше собрать свои обмелевшие струи.

Мост, опрокинутый бурей, был быстро восстановлен, и Ксеркс снова двинулся со своим войском вперед.

Достигнув одного высокого мыса, он велел поставить себе на нем мраморный трон. Сидя на этом троне, он мог обозревать с одной стороны свои сухопутные войска, покрывшие весь морской берег, а с другой — движение своих судов, заполнивших весь пролив. Сначала, при виде таких сил, царь объявил, что он счастлив, но потом вдруг лицо его омрачилось и он заплакал. Окружавшие его сатрапы были так удивлены, как будто увидали, что бриллиантовые глаза какого-нибудь божества роняют слезы.

— Я плачу, — произнес царь, — потому что сердце мое стеснилось от жалости при мысли, что из всех этих бесчисленных и могучих людей через сто лет не будет в живых ни одного.

Это была одна из светлых минут Ксеркса, когда и у него появлялись глубокие мысли и человеческие чувства.

Прежде чем вступить на исправленный мост, Ксеркс сделал возлияние морю, как бы желая уврачевать раны, нанесенные ему бичеванием, и воскурил ему фимиам из золотой курильницы, которую бросил потом в волны.

Начался переход войск. Он продолжался без перерыва семь дней и семь ночей. И во все это время бич и палка разгуливали по спинам воинов; они и шли и сражались под ударами. Такое возбуждающее средство не может вызвать восторженного увлечения и вести к победе.

Свободных, гордых греков должно было глубоко возмущать подобное обращение с воинами. Один спартанский перебежчик, продавшийся Персии, на вопрос Ксеркса: «Посмеют ли греки защищаться?» — дал прекрасный ответ. Видя персидские войска, движущиеся под ударами бичей и палок, он почувствовал себя снова греком. Греческая гордость приподняла его униженную изменой душу и прозвучала в его словах:

— О царь! Знай, что бедность — подруга Греции, но с нею сочетается добродетель, дочь мудрости и закона. Этот закон повелевает грекам не отступать перед многочисленностью и победить или умереть в рядах.

Ксеркс рассмеялся над этим ответом.

По словам перебежчика выходило, что один грек должен был противостоять тысяче персов.

Войско продолжало двигаться дальше, выпивая на своем пути, как утверждает легенда, целые реки. За год до начала похода по всему предполагавшемуся пути войск было отдано повеление готовить «трапезу царя».

С тех пор все лежавшие на пути города только и делали, что мололи муку и откармливали скот и птиц для Ксеркса. Один город истратил всю свою казну, чтобы накормить один раз этого всё поглощающего гостя.

Ужас и голод шли во главе персидского войска.

Во время похода, чтобы умилостивить богов, Ксеркс не только принес в жертву встретившейся на пути большой реке несколько белых коней, но, узнав, что местность, где было его войско, называлось «девять путей», велел зарыть в землю живыми девять греческих юношей и девять молодых девушек. Как должна была содрогнуться греческая земля, принимая эти жертвы, — прекрасная и добрая земля, которой греки поклонялись в образе богини Деметры, что значит «мать-земля».

Предание говорит, что, дойдя до огромной равнины, Ксеркс решил сосчитать свое сухопутное войско. Считать по одному человеку было невозможно. Тогда придумали следующий способ: отсчитали десять тысяч человек, согнали их в одну тесную, плотную кучу и очертили по земле круг вокруг нее. Потом по этой черте выстроили стену, вышиною по грудь. Все войско толпами, одна за другой, входило, теснясь в эту ограду Таким образом считали сразу десятками тысяч и насчитали миллион семьсот тысяч пехоты и восемьдесят тысяч конницы. При этом не считали ни погонщиков верблюдов, ни военные колесницы, возницы которых, в соединении с людьми на тысяче двухстах триерах, составляли войско в два миллиона триста семнадцать тысяч человек. В этот счет еще не входили народы и племена, которых вербовали по всему пути, рабы, повара и целые своры собак, бежавшие с воем за войском. Казалось, ничто человеческое не могло устоять перед этим шумным, пестрым, необъятным потоком. Он должен был все поглотить одной своей численностью.

Маленькая Греция ждала, когда на нее обрушится страшный удар. По-видимому, не могло быть никакой надежды. Сопротивление для разумных людей казалось безумием. Персы перехватили греческих лазутчиков. Им должны были отрубить головы, но Ксеркс велел провести их перед своим войском и отослать к грекам, чтобы они им рассказали обо всем, что видели. Лазутчики, увидав бесчисленное персидское войско, вернулись в ужасе к своим, крича и предсказывая поражение. Измена и страх, как предсмертная дрожь, пробежали по всей стране. Несколько больших городов изменили родине. Один отказал в помощи, другой обещал помощь, но не исполнил обещания. Иные города послали врагам землю и воду в знак признания власти персидского царя.

Те греческие общины, которым свобода была дороже безопасного рабства, собрались на коринфском перешейке в храме Посейдона на конгресс и заключили друг с другом союз. Они поклялись не складывать оружия, пока последний варвар не покинет родную землю, и объединили свои войска и корабли, решив плечом к плечу сражаться против персидского царя. В этот союз вошел тридцать один греческий город, а возглавил его город Спарта, славившийся военным опытом и дисциплиной своих граждан.

В ужасе греки обратились к помощи богов.

Афины послали двух гонцов в Дельфы, где находился храм бога солнца Аполлона, славившийся своими прорицаниями. Принеся жертву богу, посланные вошли в подземную пещеру, где находилась жрица Аполлона, Пифия, передававшая его предсказания людям.

Гонцы ждали утешения, но из глубины пещеры раздался страшный гул, и Пифия яростным голосом стала выкрикивать им предсказания самых страшных бедствий. Как пораженные громом и молнией, упали гонцы на каменные плиты пещеры, но, придя в себя, не решились отнести ужасного пророчества Афинам, чтобы не лишить их смелости и сил. Еще раз пришли они в храм и стали умолять Аполлона, чтобы он дал более милостивый ответ, говоря, что, не получив этого ответа, останутся и умрут в храме. На этот раз грозный бог смилостивился, и ответ Пифии прозвучал надеждой:

— Зевс дарует Афинам спасение за деревянными стенами.

Нашелся человек, который мудро объяснил это неясное предсказание Пифии, звали его Фемистокл. Он был беден и невысокого происхождения, но выдвинулся вперед благодаря своей сильной воле и смелости. Он понял, что Афинам грозит опасность не только с суши, но и с моря.

Когда посланные принесли ответ Пифии, все стали толковать ее пророчества буквально. Что могли означать эти «деревянные стены», как не древнюю деревянную ограду внутренней городской крепости, Акрополя? За этой оградой и должны были спрятаться граждане и оттуда защищаться от нападения врагов.