Пьер Леметр - Горизонт в огне [litres]

Мадлен не сдвинулась с места, пока в воздухе витал легкий аромат духов Леонс, она спрашивала себя: боже мой, а что, если…

Боже мой…

Отъезд Андре, положивший конец определенному периоду в ее жизни, может быть самому счастливому, самому радостному, странные отношения, которые Поль поддерживал с женщинами, начиная с Влади и заканчивая Соланж Галлинато, двусмысленная дружба с Леонс (праздники прошли тяжело, они прикоснулись друг к другу щеками и поцеловали воздух)… В январе 1929 года Мадлен и так была растеряна, а тут еще визит ее дяди Шарля. Он был суров, хмурился, что не предвещало ничего хорошего.

О встрече он не просил, пришел в поту и одышке и рухнул в кресло.

– Я пришел поговорить с тобой о деньгах, – начал он.

Ничего удивительного.

– В основном о твоих.

Это было неожиданно.

– С моими деньгами все в порядке, дядюшка, благодарю вас.

– Прекрасно. В таком случае…

Шарль хлопнул ладонями по коленям, кряхтя, еле встал, задохнулся и пошел к выходу.

– Поговорим об этом на будущий год. Когда ты разоришься.

Шарль знал, что делает. Это слово сопровождало Мадлен всю жизнь – для отца не было ничего хуже этого слова – разве что «банкротство».

– И какого черта вы решили, что я разорюсь? Садитесь уж, дядюшка, и объяснитесь.

Большего ему не требовалось, Шарль вернулся и опять, тяжело дыша, упал в кресло.

– Дела плохи, Мадлен. Очень плохи.

В этот раз Мадлен не удержалась от улыбки:

– До такой степени?

Шарль раздраженно повернулся к окну. Эти мне женщины…

– Что ты знаешь об американской экономике, Мадлен?

– Что она прекрасно себя чувствует.

– Да, на первый взгляд. Я тебя про реальное положение дел спрашиваю.

– Ну… и что же мне нужно знать о реальном положении, чего я не знаю?

– Что в Америке во всех областях перепроизводство. Рост американской экономики слишком стремителен, в результате она взорвется.

– Черт!

– А если Соединенные Штаты обанкротятся, пострадают все.

– Но мне кажется, что у нас…

– Наши финансисты интересуются только регулярными доходами, они в прошлом веке живут! Думают, что их система кризис переживет, идиоты!

– Но… Какой кризис?

– Предстоящий! Которого не избежать. Утонет в нем экономика. А ты как раз на корабле, который точно пойдет ко дну.

Шарль обожал метафоры – морские, охотничьи, цветочные, любые. Его исключительно практический ум не мог ничего изобрести, поэтому он изъяснялся избитыми фразами. Подобная свойственная стилю Шарля высокопарность была утомительной, как чужая болезнь, – она нервировала, и с этим следовало справляться. Мадлен сделала глубокий вдох.

– Что тебе советует Жубер? – спросил тогда Шарль.

Он сложил руки и ждал. Но что казалось Мадлен еще более странным, чем ситуация в Америке, – это то, что Жубер никогда не затрагивал подобную тему. Это вызвало в ней возмущение, которое она обратила на Шарля:

– Меня это очень удивляет, дядюшка! Если бы ситуация была такой неотвратимой и серьезной, в газетах только об этом и писали бы!

– Просто им не платят за то, чтобы они об этом писали, вот и все! Заплати – напишут. Еще раз заплати – замолчат. Они тут не для того, чтобы информацию давать, газеты эти, ты что, не понимаешь?

Это скоропалительное суждение было довольно далеко от истины, но таков был мир, каким его знал Шарль.

– Значит, вы один такой знающий и добропорядочный…

– Я депутат, деточка, я давным-давно заседаю в финансовой комиссии. Нам не платят за то, чтобы мы панику сеяли, но информации достаточно, чтобы смотреть на мир без розовых очков! Я об этом говорил с Жубером, но безрезультатно. Что ты хочешь, этот тип всю свою карьеру сделал на одном месте, он знает только то, что понимает. А то, что нам предстоит, – такого он не видел никогда. Он человек ограниченный, он слеп совершенно, говорю тебе! Кризис и сюда доберется, это лишь вопрос времени. И когда он обрушится на Францию, то прежде всего затронет банки.

– Правительство не сможет поступить по-другому – оно спасет банки.

Так всегда говорили у нее в семье.

– Да, крупные, а остальные оставит подыхать.

Мадлен никогда не думала, что однажды ей придется переживать за свою личную финансовую ситуацию. Правда, то тут, то там порой упоминали о кризисе, но она-то никогда не считала, что это ее касается напрямую.

Мадлен начинала осознавать происходящее.

– Я одного не понимаю, дядюшка, – какой вам интерес. Не в ваших привычках помогать таким образом…

– Я о себе думаю, и помогаю я себе! Не хочу, чтобы ты опять позорила имя Перикуров. Я карьеру сделал, я не наследник! То, что я ношу ту же фамилию, что обанкротившаяся дамочка, в следующем году будет стоить мне депутатского кресла, а этого я не хочу. На это средств у меня недостаточно.

Шарль подался вперед. Вид у него был сочувствующий.

– И у тебя тоже. Что станет с твоим сыном, если ты разоришься?

Он приподнялся и поудобнее устроился в кресле, уверенный, что нашел верный аргумент и что теперь беседа примет нужный для него оборот. И не ошибся, хотя эта победа и досталась ему легко.

– Банковское дело – область слишком хрупкая. Тебе надо выбрать менее рискованное дело.

– Но… что вы предлагаете, дядюшка?

Он закатил глаза, ничего он не знал.

– Для этого есть Жубер, боже мой! Чем этот осел целыми днями занимается?

Мадлен была потрясена. Перспективу того, что ее заденет кризис, было сложно осознать, особенно женщине, которая всегда жила в обществе, где денег было столько, что их не замечали.

Она взялась за чтение финансовой прессы. Об опасности со стороны Америки говорили много, но туманно, тем не менее бо́льшая часть аналитиков соглашалась в одном – благодаря Пуанкаре Франция ничем не рискует, ее валюта – одна из самых стабильных в мире, ее семейные, провинциальные предприятия прикрывают ее от финансовых трясок.

– Вы верите в кризис, Леонс?

– Какой?

– Экономический.

– Да не знаю… А что говорит господин Жубер?

– Я его еще не спрашивала…

– Я бы на вашем месте спросила… Он мне не очень приятен, но он знает, о чем говорит, и у него можно спросить совета, да? Если мы перестанем доверять людям, которые занимаются нашим состоянием, миру придет конец.

Жубер нахмурился:

– Шарль пришел, чтобы рассказать вам эти глупости?.. Лучше бы занимался своими избирателями.

– Что касается экономики, Гюстав, Ассамблея довольно хорошо проинформирована.

– Парламент – это одно. Шарль – совсем другое…

Слушая, как Мадлен перечисляет аргументы своего дяди, Гюстав смотрел в пол и качал головой, его редко выводили из себя до такой степени. Ему хотелось рассказать об избыточном бюджете страны, о золотом фонде Госбанка, но он предпочел сократить: