Пьер Леметр - Горизонт в огне [litres]

– Ах вот оно что! Меня хотят заставить замолчать! Правительство!

– Пойдемте, господин Перикур… – сказал судья.

– Ах вот оно что! Вы получили распоряжения! Борьба моя не нравится!

Следственный судья был человеком лет сорока, простым и честным; начальство поставило перед ним совсем не легкую задачу, которую он старался точно выполнить. Однако Шарль Перикур ему мешал. Толпа обсуждала, комментировала, да не просто толпа – политики, адвокаты, врачи, знаменитости… Один из них, выпятив грудь, уже приближался к нему: «Скажите-ка, господин…»

Пора переходить к действиям.

– Господин Перикур, мы провели обыск в вашем доме и…

– И остались с носом, ха-ха-ха! А вы как думали?

Шарль призывал толпу в свидетели:

– Ха-ха! Они были у меня дома!

– …и в вашей машине, где мы только что обнаружили двести тысяч швейцарских франков крупными купюрами. Хотелось бы услышать ваши объяснения. У меня в кабинете. Прошу вас.

Сумма произвела сильное впечатление.

Следственный судья держал в руке сверток в толстой бумаге и пытался незаметно для других показать Шарлю внушительную пачку швейцарских банкнот.

Бахвальство Шарля как рукой сняло, он затих, люди вокруг тоже.

– Прошу вас, – спокойно сказал магистрат.

Шарль оглянулся – как знать, почему? Должно быть, интуиция.

Его взгляд упал на Мадлен.

На юного Поля в инвалидной коляске.

Он открыл рот:

– Ты?..

Всем показалось, что его хватил апоплексический удар.

Друзья устремились на помощь.

А Шарль Перикур, последний раз махнув рукой дочкам, которые принялись орать как оглашенные, покинул кладбище в сопровождении двоих полицейских и последовал за судьей.

Мадлен не сдвинулась с места, вцепившись руками в коляску Поля.

Поначалу она хотела сбежать, но желание, чтобы дядя увидел ее, победило, и теперь она чувствовала себя глупой и злой. Отец не одобрил бы. Она опустила глаза на Поля: на его затылок она никогда не могла смотреть спокойно – и на ноги с выступающими под покрывалом коленками. Нет, Мадлен не была ни глупой, ни злой. А отцу она ответила бы: «Не вмешивайся, папа! Я поступаю, как считаю нужным!»

Поль молча взял ее за руку.

Нет, на этот раз ни в коем случае! Леонс скомкала записку и бросила на пол. Ей хотелось даже растоптать бумагу, но это выглядело бы смешно. Она скажет решительное «нет». Она так злилась на Мадлен, что даже перспектива угодить за решетку ее не пугала. Ведь будет же судья, а она прихорошится; ей всегда удавалось облапошить мужчин…

Вот уже более двух недель она, не имея средств, вынуждена была жить в захудалой гостинице, где Робер мог бы расцвести, если бы постоянно не ныл, что не может пойти на скачки. Она надеялась освободиться, когда Мадлен вернулась из Берлина, но не тут-то было. Скоро, Леонс, скоро, – говорила Мадлен, все отодвигая сроки. Встретиться с малышом Полем еще ничего (господи, как он вырос… Увидеть его таким… Она расчувствовалась сильнее, чем испугалась), но пришлось изображать проститутку перед швейцарским банкиром, чтобы спрятать блокнот за сливной бачок, – что ж, спасибо за задание, весьма аппетитно! А теперь Мадлен оставила ей в гостинице записку: «Жду вас в ресторане „Ладюре“ в 16:00. Непременно».

Нет, думала Леонс, собираясь, все, конец. В этот раз пошлю ее куда подальше. Она мне заплатит за все, что я из-за нее потеряла.

Леонс чувствовала, что готова даже ударить.

– Ты куда, котик?

Робер тоже начинал ее слегка нервировать. Здесь нельзя лишний раз попадаться на глаза, нельзя шуметь – они и сидели как мыши под веником. А что до разговоров, то Робер не лучший собеседник.

И впрямь все плохо. Усевшись перед Мадлен, она была сильно раздражена, даже агрессивна. И дух ей не дала перевести:

– Хватит с меня, Мадлен!

– Я согласна, Леонс. Вы свободны.

– Что?

– Можете уходить. Уезжайте из Парижа, из Франции – куда хотите. Мне вы больше не нужны.

Тон Мадлен не оставлял ни тени сомнений: ее спроваживали, как прислугу. Леонс побагровела.

От мысли, что она свободна… и без гроша за душой, ей хотелось плакать. Без денег, без документов, с Робером на шее, ей едва хватало, чтобы заплатить за свою меблированную квартирку, откуда, наверное, придется съехать украдкой…

Свобода вдруг показалась ей худшим из зол.

Мадлен спокойно смотрела на нее, словно терпеливо наблюдала, как она собирает чемоданы, чтобы закрыть за ней дверь.

Леонс не двигалась. Значит, ни слова, ни полслова обо всем, что они пережили вместе.

– Ладно, – пробормотала Леонс.

Она поднялась. Теперь, когда они расставались, прощались навсегда, между ними пролегла ужасающая пропасть.

Мадлен казалась сгустком злобы, источающим холод мщения. Совершенно бесчувственной.

Тогда Леонс приостановилась, глянула на стол, на лицо Мадлен, повернулась к двери. Ничего не происходило. Она не знала, что и сказать. Она разозлилась на Мадлен за такое наказание, ставшее унижением.

– Я больше не сержусь на вас, Леонс, – произнесла наконец Мадлен. – У женщины, теперь я знаю по собственному опыту, порой практически нет выбора.

Протянет ли она ей руку?

Мадлен и правда протянула ей руку. С конвертом.

– Тут пятьдесят тысяч швейцарских франков. Будьте осторожны.

Мадлен встала и обошла стол, Леонс открыла рот. Обернулась.

Мадлен уже вышла.

Уже почти месяц, взбеситься можно!

Спустя месяц «Ликтор» опубликовал в своих первых номерах сенсационную информацию – превосходную иллюстрацию социального упадка, который Андре взялся клеймить!

Он решился отдать сенсационные новости в «Эвенман» – крупную ежедневную газету консервативного толка, известную серьезностью и качеством изложения материала, в частности политического, и не отказывающуюся публиковать статьи о некоторых скандальных делах.

Швейцарский банк, развернувший подпольную преступную сеть в Париже, выплачивал прибыль, не удерживая налогов. Мошеннические схемы касаются нескольких десятков миллионов…

Накануне Андре пришел в кабинет редактора «Суар де Пари», чтобы подать заявление об увольнении.

– Через несколько дней вы будете фигурировать в новостях. Информация о грязном деле об уклонении от уплаты налогов будет предана гласности. Вы окажетесь в центре скандала на долгие недели. Я об этом напишу, буду первым, ведь этот щекотливый вопрос поднял именно я. Не думаю, что полосы «Суар де Пари» – идеальное место для… подобных публикаций. Вот поэтому я решил уволиться.

Жюль Гийото негодовал. На него не только указали как на виновного и заслуживающего наказания, но к тому же его обманула Мадлен Перикур.

– Сколько вы хотите? – спросил он Андре.