Пьер Леметр - Горизонт в огне [litres]

– Слишком поздно, Жюль. Дело в руках правосудия. Я по доброте душевной рассказал вам об этом сегодня. И потому что должен вновь обрести свободу…

– Я же заплатил вам за молчание!

Гийото немедленно пошел к Мадлен, так запросто, без предупреждения. Он поднялся, оттолкнул Влади: «Где хозяйка?», открыл дверь, наткнулся на слушающего музыку Поля, мать оказалась рядом. Даже не поздоровался.

– Вы же мне обещали! – заорал он.

– Да, Жюль, – ответила Мадлен с улыбкой, – и я вам солгала. Я и не собиралась держать слово. Да вы сами не настолько щепетильны, чтобы меня упрекать.

С его губ едва не слетело оскорбление, он едва сдержался ради ребенка.

Гийото засуетился, всю свою адресную книгу перелопатил, привлек всех друзей, все связи, но скандал уже разгорелся, и никто не мог помочь.

Из всех поступивших предложений Андре Делькур выбрал «Эвенман» – за его националистическую и антипарламентаристскую направленность. Он предоставил редакции всю информацию, которой располагал, чтобы прояснить детали дела, требующего глубокого анализа и комментариев.

Швейцарские банкиры – люди услужливые. Они даже прибыли во Францию, дабы помочь нашим гражданам уклониться от уплаты налогов.

У подозреваемых аргументов предостаточно: кого удивит, что грабителям-налоговикам возразят граждане-уклонисты! Несомненно, налогоплательщики – главная мишень ответственных за республиканскую неразбериху, но разве благоразумно утверждать, что не вор виновен в краже… а тот, кого ограбили, что преступник ни при чем, ведь это жертве не следовало раскрывать бумажник?

Первые списки мошенников содержат более тысячи имен и являют собой отличный образчик национального упадка. Самым поучительным примером стал, конечно же, господин Шарль Перикур, председатель парламентской комиссии, занимавшейся борьбой с… уклонением от налогообложения. Не смейтесь. В день похорон его супруги в автомобиле вышеозначенного борца было обнаружено двести тысяч швейцарских франков, происхождение которых он затрудняется объяснить. Быть может, он полагал, что место на кладбище следует оплатить наличными в момент погребения… Ему предъявлено объявление, хотя он и остался на свободе. Он кричит, что стал жертвой заговора. Печальное завершение карьеры для представителя такой именитой семьи.

И после этого кого-то удивляет, что стране требуются более стабильные социальные институты, более честные руководители, более простые и справедливые законы? И что мы требуем человека, способного навести порядок?

– Полагаю, тут есть кое-что любопытное…

Мадлен живо повернула голову:

– Да, цейлонский чай, спасибо, мадемуазель. Хотя нет! Уже поздновато. Стакан минеральной воды «Виши», будьте добры.

Дюпре указывал пальцем на статью, помещенную в нижней части страницы газеты «Интранзижан».

Труп тридцатидвухлетней Матильды Аршамбо был совершенно случайно обнаружен в ее доме ближе к вечеру служащим Газовой компании.

Смерть наступила два-три дня назад. Молодая женщина погибла от многочисленных (двенадцати, по некоторым данным) ножевых ранений. Имеются следы борьбы с нападавшим. Орудие убийства не найдено. Женщина была на четвертом-пятом месяце беременности, отчего преступление представляется еще более гнусным.

Отсутствие следов взлома позволяет предположить, что жертва и убийца были знакомы.

Загадочное убийство. Мадемуазель Аршамбо два года назад после смерти своего отца переехала в семейный особняк на окраине тупика Жиранден в Рэнси. Соседи и местные торговцы характеризуют ее как спокойную молодую женщину, редко бывавшую на людях в последние недели.

Муниципальная полиция, осмотрев место преступления, пригласила парижских экспертов-криминалистов. Труп доставлен в морг для проведения вскрытия. Практически полное отсутствие информации о жертве усложняет ход расследования, порученного судье Базилю из прокуратуры департамента Сена.

Судя по размещению внизу страницы, журналист «Интранзижан» обладал лишь скудными сведениями, но все же надеялся, что дело из рубрики «Происшествия» может разрастись до заманчивого криминального скандала (ежедневные газеты и журналы начали проявлять повышенный интерес к такого рода информации).

Мадлен подняла голову:

– Да, возможно…

Загнанная в угол, она явно встревожилась. Медленно перечитала статью, попыталась представить себя на месте этой молодой женщины.

– Матильда, – сказала она.

– Не вижу другого решения.

Монашеский образ жизни Андре Делькура не давал никакой зацепки.

– Если вам надо решиться, то он…

– Знаю, господин Дюпре, знаю!

Она нервно постукивала пальцами по столу. Он ждал.

Мадлен не притронулась к стакану с минеральной водой, да ей уже и пить расхотелось. Она раздраженно сложила газету.

– Ладно… надо бы с этим покончить, – еле слышно сказала она.

– Как вам будет угодно, Мадлен, однако… возможно, стоит дважды подумать.

Вместо того чтобы заставить ее усомниться, этот совет, наоборот, как будто придал ей решимости. Она ответила с горькой усмешкой, исказившей черты ее лица:

– Подумайте о Поле, господин Дюпре, увидите, это помогает.

Она произнесла это желчно, не желая отступать, с присущим ей семейным упрямством.

Дюпре почувствовал, что его обвиняют в безразличии, даже в жестокости, хотя это несправедливо, ведь он понимает, каково Мадлен. Его представление о справедливости не пошатнулось ни после краха Гюстава Жубера, ни после падения Шарля Перикура. Андре Делькур был не лучше других, однако его смущал такой способ.

– Простите за настойчивость, но вы должны быть уверены в себе, это решение…

– Которое вы явно оспариваете…

Он не потупил взгляд. Перед ней был Дюпре, которого она встретила год назад, – прямой, хладнокровный, непреклонный.

– Мог бы оспорить.

– Во имя чего, господин Дюпре?

– Вы наняли меня на работу. Это, – он указал на газету, – не входит в мои обязанности.

Чтобы вернуть самообладание, Мадлен взяла стакан с минеральной водой «Виши», сделала два глотка, глядя куда-то вдаль, затем посмотрела на него:

– Если того требуют ваши принципы, мы можем на этом расстаться. На самом деле вы правы. Наше соглашение не предполагало… подобного.

– А как же ваша мораль? Она вам это позволяет?

– О да, господин Дюпре, – ответила Мадлен с поразившей его искренностью. – И даже более того… – И грустно, с нотками сожаления добавила: – Как видите, я к этому готова.

Дюпре стоял перед выбором, который в глубине души он уже сделал.