Александр Прозоров - Месть княгини Софьи [litres]

Князь Звенигородский все сделал правильно!

Вот только этим решением Юрий Дмитриевич буквально разорвал пополам свое сердце. Разорвал по живому – и оно до сих пор болело, кровоточило, не заживало!

Полгода, почитай, прошло с того момента. И вроде как мысли князя начали наконец-то потихоньку успокаиваться, боль стала отпускать, думы – уходить, меняться, отвлекаться на иные заботы…

И вот на тебе – письмо!

Властитель Галича повернулся на один бок, потом на другой. Подбил подушку, изогнулся удобнее. Полежал так. Снова повернулся на спину. Вывернулся на живот. Откинулся на спину.

И открыл глаза.

Письмо звало, манило его. Князь словно бы слышал его шепот, его зов. Он видел заветную грамоту сквозь толстую бревенчатую стену.

– Да Карачун его побери!!! – Юрий Дмитриевич резко поднялся, отбросил одеяло, вышел в соседнюю комнату. И замер в полной темноте.

Опустив руку, прошел вдоль стены, пока не ощутил тепло печи, нащупал и открыл дверцу. В слабом, почти бордовом свете углей нашел свечу, раздул один из угольков, запалил фитиль. С этим одиноким огоньком подступил к подоконнику, забрал свиток. Зубами стянул с него перстень и кое-как развернул. Прижал пальцами к слюде, быстро пробежал короткое послание глазами. Грустно усмехнулся, позволил бумаге свернуться, уронил на подоконник, положил перстень рядом. Вернулся обратно в опочивальню, задул свечу, лег в постель и мгновенно заснул.

И снилось князю, как он сидит в своем кресле перед окном на озеро. Просто сидит и смотрит. Там, впереди – лето. Катятся волны, носятся чайки, цветут лилии. Плывут облака.

Рядом стоит точно такое же кресло. В нем сидит Софья. Но на сей раз та, каковой она была пятнадцать лет назад. Молча сидит и смотрит в окно.

Просто сидит и смотрит.

Однако же во время этого невинного сна Юрий Дмитриевич впервые ощутил себя совершенно счастливым.

И потому утром, едва открыв глаза, первым делом приказал постельничим призвать сыновей пред свои очи.

Один из подворников тут же убежал исполнять приказ, в то время как двое других продолжили поднимать правителя из постели: сняли ночную сатиновую рубаху, накинули исподнюю шелковую, затянули ленточки под горлом, подали исподние порты, завязали на поясе и на щиколотках, затем принесли синие атласные шаровары, парчовую с лисьим подбоем ферязь длиною до колен…

От шубы Юрий Дмитриевич решительно отмахнулся – и без того тепло. Чай, не на пир или суд собирается, не на двор и не в святилище!

Последними князю подали тапочки без задников и небольшую войлочную стеганую тафью. Вернее, это была подаренная кем-то из купцов самаркандская тюбетейка с золотым шитьем и россыпью мелких самоцветов. Да токмо кто их, кроме самих мастеров‑тюбетейщиков, отличит?

Покуда Юрий Дмитриевич облачился, покуда ополоснул лицо прохладной водой из стоящего под зеркалом из полированного серебра кувшина, покуда промочил горло горячим пряным сбитнем, закусив его пряженцем с грибами, – прошло заметное время. Посему властитель Галича не проявил гнева, когда княжичи – сонно хлопающие глазами, с опухшими лицами и пахнущие перегаром – явились пред его очами токмо около полудня.

Юрий Дмитриевич лишь удивленно вскинул брови и ехидно полюбопытствовал:

– Никак, намедни праздновали? По какому поводу радость, коли не секрет?

– Взгрустнулось, батюшка, – ответил за всех старший княжич. – Как-то не сложилось вчера с охотой-то. Позорище одно, а не удальство. Ты вон целых трех кабанов положил, а мы все токмо хрюканье издалеча услышали. Обидно… Ну, мы с братьями, потому как поздно было, вместе в трапезную пошли подкрепиться. Медку выпили, поговорили… Слово за слово, мысли да рассказы. Так бочоночек и приговорили. Опосля еще один. А опосля и не считали…

– Вместе, выходит, сидели? – сделал вывод князь.

– Вместе, батюшка, – признались братья и неожиданно услышали:

– Это славно, что вы по сей день столь дружны остаетесь.

– А как же иначе, батюшка? – на сей раз за всех княжичей ответил младший Юрьевич, Дмитрий Красавчик.

– Славно, – повторил Юрий Дмитриевич, склонил голову набок и словно бы в неуверенности огладил правой ладонью подлокотник кресла. – Теперь же слушайте и внимайте. Я много думал в последние дни о вас, дети мои. Думал о том, как мужественно и достойно вы приняли свой крест, принеся клятву признавать старшинство Василия московского. Думал о том, как вы возмужали. О победах, добытых вами уже без моего совета и вразумления, тоже размышлял. О том, как достойно вы ведете себя, честь и храбрость выказывая. Думал… И пришел к мысли о том, что вы уже совсем не дети. Вы есть мужи взрослые и вполне способны жить своим умом! Ибо если взрослой жизни вовремя не начать, то никогда ей уже и не научишься.

Князь Звенигородский замолчал, облизнул неожиданно пересохшие губы.

Его сыновья терпеливо ждали продолжения.

– Сим повелеваю! – неожиданно громко и твердо объявил властитель Звенигорода, Вятки, Рузы и Галича. – Сим дарую тебе в удел, сын мой Василий, княжество Звенигородское и Бежецкое со всеми его городками и весями, пашнями, торгами и твердынями, с сего дня и до века, целиком и полностью в родовое владение! Сын мой Дмитрий! Сим дарую тебе в удел княжество Угличское, а также Рузу со всеми их городками и весями, пашнями, торгами и твердынями, с сего дня и до века, целиком и полностью в родовое владение! Дорога ныне встала крепкая, посему сбирайтесь оба и отправляйтесь принимать уделы под руку свою… – Юрий Дмитриевич снова чуть помедлил и улыбнулся: – Князья!

– Батюшка, а я? – с некоторой обидой выдохнул младший княжич.

– Ты остаешься здесь, – пожал плечами правитель. – Должен же я и стольному Галичу князя своего обеспечить? Ты, как младший, дома осядешь. Старшим же пора из гнезда отчего вылетать. Василий и Дмитрий… Ступайте, бросайте клич среди бояр, кто из них пожелает судьбу свою с вами связать, в вашу свиту перейти. Пусть не тревожится, я не обижусь. Начинайте людей собирать, рухлядь, припасы. Ну, и в путь, свое поприще топтать. Правьте!

– Ты даруешь нам уделы, отец? – неуверенно переспросил средний Дмитрий.

– Разве я неразборчиво сказываю? – Юрий Дмитриевич провел ладонью от усов до середины бороды. – Отныне вы – самовластные князья!

– Батюшка!!! – Поддавшись порыву, Дмитрий кинулся вперед и крепко прижался к груди правителя, обняв вместе с креслом. – Спасибо, батюшка! Благодарю!

– Ты достоин этого, сынок. Достоин. – Князь приобнял юношу левой рукой и потрепал по голове. – Пора тебе на себя заботу о роде нашем брать!

– Батюшка… – Василий подошел более степенно.

– Да, сынок, – поднял на него взгляд Юрий Дмитриевич. – И ты тоже. И ты, Красавчик. Отныне заботу о землях наших и о благополучии нашей семьи, всего нашего рода я поручаю вам! Сам же, вестимо, посвящу себя заботам о душе своей и замаливанию прежних грехов.