Александр Прозоров - Месть княгини Софьи [litres]

Все призывы княгини-матери о сборе людей, выдаче оружия, необходимости садиться в осаду – пропадали втуне, бессмысленно бились о стены. Их никто не слышал, не знал и знать не хотел.

Появилась на дороге галичская дружина – и, не дожидаясь приказов от воевод и Великой княгини, караульные с готовностью распахнули ворота перед тем, кого Софья Витовтовна и ее невестка считали смертным врагом, а вся остальная Русь – законным государем.

Когда же боярские полки миновали ворота, на многих звонницах и вовсе торжественно запели колокола, а на башнях затрубили горнисты.

Юрий Дмитриевич въехал во двор первым, во главе отряда самых знатных бояр, наряды которых лоснились бобровым, соболиным и рысьим мехом, сверкали золотом и самоцветами, желтели янтарными накладками на поясах, белели резной слоновой костью на ножнах и сумках. Галичане ведь собирались не воевать, а вселяться в законные хоромы Великого князя, посему броня, мечи и копья им не требовались. Равно как и помощь холопов, каковые на сегодня оставили хозяев в одиночестве. В передовом полку шли только знатные бояре: витязи галичские, московские, звенигородские, тверские – все вперемежку. Воины ото всех русских земель, ото всех городов и княжеств – и этот передовой полк сам по себе символизировал единение великой державы под рукой законного правителя.

Спешились витязи все одновременно, но вверх по ступеням крыльца Великокняжеского дворца сын Дмитрия Донского поднялся в полном одиночестве – не спеша, вкушая истинное удовольствие. Даже трое его сыновей следовали позади шагах в пятнадцати-двадцати. Трое крепких красивых воинов в похожих парчовых ферязях и одинаковых лисьих плащах.

Во дворец Юрий Дмитриевич тоже вошел один, неспешно прогулялся по выстеленным кошмой широким коридорам…

И хотя никогда он сюда особо не стремился, душа его все равно переполнялась гордостью и самодовольством.

Вполне простительное чувство победителя.

Простительное и очень приятное.

Настолько приятное, что ради него люди бросаются в сечу, отправляются в неведомые края, рискуют жизнью и всем своим имуществом. Рискуют ради того, чтобы потом глубоко и удовлетворенно вздохнуть, оглядываясь и…

– Что ты сделал с моим мужем?! – Из состояния блаженной гордости князя Юрия вырвала малолетняя пигалица, кинувшаяся на него с кулаками. – Он же любил тебя, негодяй, он тебе верил! А ты его раздавил! Где мой Василий?! Что ты с ним сделал?!

Удары кулаков по толстому поддоспешнику получались бесшумными и нечувствительными, а гнев невинной девочки казался даже забавным.

Парчовый сарафан, оплечье с самоцветами, резной черепаховый кокошник, перстни подсказали Юрию Дмитриевичу, с кем он имеет дело, и могучий витязь ласково спросил:

– Не устала, милая?

Девочка перестала махать кулаками, уткнулась лбом ему в грудь и зарыдала:

– Что ты с ним сделал?!

– Да ничего не сделал, лапочка, – погладил ее по голове могучий воевода. – Бегает где-то, живой, бодрый и здоровый. Как устанет, вернется. Куда он от такой красавицы денется? Ты ведь Мария Ярославовна, верно? Жена моего племянника?

Девочка, всхлипывая носом, кивнула.

– Наконец-то я с тобой познакомился! – поднял ее лицо за подбородок новый Великий князь. – Вижу, Василию повезло. Жена у него красивая, заботливая и храбрая. Ты, кстати, почему без свиты, Мария Ярославовна?

– Разбежалась… – еще раз всхлипнув, ответила девочка.

– Плохо, – нахмурился Юрий Дмитриевич. – Во дворце сейчас появятся много незнакомых людей. Как бы чего не вышло. Я прикажу приставить к тебе охрану.

– Постой, княже, – схватила его за руку девочка. – Скажи, что с нами теперь будет? Со мной, с Васенькой?

– Да ничего, – небрежно отмахнулся победитель. – Когда я племянника своего обижал?

– Василий сказывал, – уже успокаиваясь, кивнула княгиня Мария, – ты его всегда любил и баловал. Всегда прощал. Был ему как отец.

– Так и сказал? – напрягся Юрий Дмитриевич.

– Много раз сказывал, – всхлипнув, подтвердила Мария Ярославовна. – Всегда восхищался. За что ты его так любишь, княже?

– Он же мой племянник… – совсем уже сухо ответил воевода. – А я – его дядюшка…

Невинный для девочки вопрос заставил взрослого мужчину очень сильно обеспокоиться.

Князь знал великую силу женского любопытства, и ему очень не хотелось, чтобы Мария Ярославовна вдруг нашла среди его свиты кого-то из трех красавцев, знающих тайну, и завела с ними подобные речи. Ибо кто-то из троих вполне способен подобной смазливой девице и проболтаться…

– Если бы он победил, то обязательно простил бы тебя, княже! – торопливо произнесла девочка. – Ему так хотелось доказать свое благородство, проявить милость…

– Пойдем! – Юрий Дмитриевич повернул к парадным дверям, на полпути встретил свою свиту и тут же поманил самого верного слугу: – Боярин Олай, доверяю тебе свою возлюбленную племянницу. Отведи ее на наше подворье, там ныне самое спокойное место. Приставь девок, пусть заботятся.

– Да, государь, – положил руку на саблю кравчий. – Не беспокойся!

Новый Великий князь качнулся вперед и шепнул ему в самое ухо:

– И первым же кораблем отправь ее в Галич! Как можно быстрее прочь из столицы спровадь!

– Волос с ее головы не упадет! – пообещал боярин Басманов и поклонился почетной пленнице. – Прошу за мной, княгиня.

Юрий Дмитриевич снова отправился вперед по коридорам дворца. Однако же прежнее благостное настроение испарилось, и князь размеренно пошагал в святая святых Москвы, вскоре добравшись до малой Думной палаты. Одной из немногих комнат, стены которой были не обиты бордовым сукном, а расписаны диковинными зверями и неведомыми цветами. Здесь стояло на небольшом возвышении резное кресло из драгоценной слоновой кости. Красивое – но неудобное, с ровной высокой спинкой и жесткими подлокотниками…

На кресле восседала вдовая Великая княгиня Софья Витовтовна, одетая в сарафан со столь плотным золотым шитьем, что угадать его основу оказалось невозможно. Самоцветные перстни, самоцветное оплечье, самоцветный кокошник, красотой и формой больше похожий на царскую корону…

Чуть продолговатое лицо с широким подбородком, влажные коралловые губы, вздернутый носик, тонкие черные брови.

По сторонам от глаз и в уголках губ ослепительной красавицы появились тонкие морщинки, зрачки побледнели, сама кожа тоже заметно выцвела – но, да, это была она, прежняя! Та женщина, которая заставляла замирать его сердце и зажигала его душу лютой, нестерпимой страстью.

Князь прошел до середины палаты, услышал позади скрип двери, резко обернулся:

– Оставьте нас одних!

Сопровождавшая его на некотором отдалении свита послушно попятилась, затворила тяжелую тесовую створку.