Александр Прозоров - Месть княгини Софьи [litres]

– Я забочусь только о тебе, мое возлюбленное чадо, – тихо ответила княгиня-мать. – Дмитрий Шемяка есть твой лютый враг! Его надобно извести до того, как он успеет тебе хоть как-то навредить…

– Отпусти его, матушка, – Великий князь заговорил спокойным голосом, но его тон не сулил ничего хорошего.

– Все Юрьевичи старинные ненавистники твои, Василий! Они ищут под тобой твоего трона и твоего титула…

Василий Васильевич встал, осмотрел трапезную и вытянул руку:

– Петр Михайлович! Сделай милость! Возьми стражу, ступай в подклеть, освободи там моего брата Дмитрия Юрьевича, передай ему мои сожаления о случившемся и пригласи к столу.

Князь Воротынский, мгновенно побледневший, поднялся, одернул коричневую кашемировую ферязь с россыпью бисера на плечах и золотым шитьем на груди, пригладил бороду. С надеждой посмотрел на Софью Витовтовну.

Однако женщина глянула на него столь же сурово, как и юный правитель, и никаких знаков, служащих возможной подсказкой, не делала.

– Князь Петр Михайлович! – напомнил о себе государь. – Я жду!

– Это… Я… – Многоопытный воевода лихорадочно пытался найти выход из возникшей ловушки, проклиная себя всеми словами за то, что отправился на охотничий пир. Князю страсть как не хотелось гневить юного властителя. Но и ссориться с действительной правительницей державы он тоже не мог!

– Княже, твой государь отдал тебе приказ! – твердо объявил Великий князь, и Петр Михайлович понял, что это конец. Разозлившийся Василий Васильевич желает прямо здесь и сейчас доказать всем и каждому, кто есть истинный властитель державы. И если ему не подчиниться, то за открытый бунт и измену мальчишка вполне способен приказать снести крамольнику дурную голову с уставших плеч. Худородным стражникам до большой политики дела нет, исполнят сие указание без колебаний.

Князь Воротынский размышлял недолго. Своя голова показалась ему сильно дороже благосклонности Софьи Витовтовны. Посему Петр Михайлович поклонился и стал деловито выбираться через лавки.

В трапезной повисла мертвая тишина, в которой звонко и уверенно прозвучал спокойный голос Великого князя:

– Вот, матушка, отпробуй оленины. Над передними лопатками мясо у зверя самое вкусное.

Бояре, поглядывая на дверь, вернулись к трапезе – однако шум и веселье куда-то выветрились, и тостов более никто не провозглашал.

Томительные полчаса показались всем вечностью.

Наконец в просторную палату вернулся князь Воротынский и низко склонился возле дальнего крыла стола:

– Прости, государь, но князь Дмитрий Юрьевич от приглашения на пир отказался. Пожелал отправиться на свое подворье. Я послал с ним стражу уважительно проводить. Они доложат во всех подробностях, как он добрался, что говорил и что делал.

– Дмитрий Юрьевич принял мои сожаления? – громко спросил Василий Васильевич.

Петр Михайлович уныло промолчал.

– Поздравляю, мама! Ты только что лишила меня моего лучшего друга и союзника! – поворотил голову ко вдовой княгине Великий князь.

– Он не был твоим союзником, сын! – твердо ответила Софья Витовтовна. – Дмитрий Шемяка есть хитрый и злобный интриган! И он желает извести тебя и занять твое место.

– Отныне я запрещаю тебе тревожить князей Юрьевичей, матушка! – холодно ответил ей юный государь. – Тревожить любым каким бы то ни было образом! Это мой приказ! Приказ Великого князя!

Софья Витовтовна, ни слова не говоря, резко отодвинула от себя тарелку с мясом, поднялась из-за стола и покинула трапезную.

Спустя два дня после размолвки с сыном Софья Витовтовна неожиданно посетила невестку в ее покоях.

– Рада видеть тебя, матушка, – привстав со своего места, поклонилась вдовой княгине Мария. – Мне жаль, что у тебя… У вас… Размолвка таковая случилась.

– Пустое, Ягодка, – легко отмахнулась гостья, подходя ближе к столу, в то время как ее свита молчаливо растеклась вдоль стены. – Он же мой сын, разве я могу на него обижаться? С мальчишками завсегда так. Они уже в три года самовлюбленные витязи, каковые полагают, что ведают обо всем на свете куда как лучше взрослых. И еще слов толком не складывая, уже приказывать и требовать норовят. Когда своих родишь, Ягодка, ты меня поймешь. Не признают мальчики, что у родителей опыта жизненного в несколько раз более. Все и всегда по-своему сделать норовят.

– Да, матушка, – не стала спорить восемнадцатилетняя правительница.

– А ты чем занимаешься?

– Желаю Васеньке тафью новую вышить. – Мария Ярославовна указала на цветной египетский бисер, разложенный поверх скатерти небольшими кучками.

– А почему девкам вышить не прикажешь?

– Так ведь то для супруга любимого, матушка! – несказанно изумилась девушка. – Своими руками делать надобно! С любовью и нежностью!

– Девичье развлечение, – покачала головой Софья Витовтовна. – У замужней женщины, у хозяйки настоящей на сие баловство времени обычно не хватает.

– О чем ты, матушка? – насторожилась Великая княгиня.

– Меня зело радует, Ягодка, что ты с сыном моим так милуешься, что все минутки свободные рядом с ним проводишь, что вместе с ним веселишься и тревожишься. Однако же долг женщины не токмо в том состоит, чтобы детей растить и с любимым ласкаться. Женщина завсегда за хозяйство отвечает, за расходы и прибытки, за порядок и сытость общую. Супруг, он ведь то в походы долгие отправляется, то по делам посольским уезжает, то его по тревоге внезапной призывают. Хозяйка же всегда при хозяйстве. За скотиной следит, за амбарами, за слугами и домом. Дьяки и приказчики, они ведь таковы… Коли чуть отвернешься, они уже не к твоей выгоде командовать начинают, а по своему разумению, и так все поворачивают, чтобы карман свой серебром наполнять. Если же догляд на полгода пропал, как нередко с походами дальними случается, так ведь и вовсе разорить способны.

– Да, матушка, я понимаю, – согласилась Мария Ярославовна. – Во многих повестях и романах о сем сказывается. Как вернулся боярин из долгого похода, а в поместье разор полный, все продано и растащено, приказчик же или староста в бегах.

– И то верно, во многих книгах о сем сказывается, – кивнула вдовая княгиня. – Однако же наше с тобою хозяйство – это не деревня или подворье торговое, а вся огромная держава. Всей Руси заботливые руки женские надобны. Посему я так полагаю, Ягодка, надобно тебе со мною рядом находиться, когда я с тиунами, дьяками и воеводами счет веду и росписи проверяю. Сперва посмотришь, потом некоторые хлопоты на себя примешь, а там и сама повелевать начнешь.

– Но ведь ты и сама хорошо справляешься, матушка, – как-то испуганно пробормотала юная правительница. Словно бы девочка почуяла в сем предложении скрытый обман.