Александр Архипов - Бог с нами, братья!

— Вот сволочь! — заорал я, — Я имел ввиду эти чёртовы ящики, которыми ты вертушку перегрузил. Ты их должен был сбросить, а не людей.

— Каких людей!? Саша! Эти люди час назад мне и тебе в живот стреляли! Эти люди звёзды у наших пацанов на груди вырезают и кишки выпускают под наркотой, что б подольше мучились. А мы их перевязываем, лечим, мать их… Ты этих животных людьми называешь? — багровея лицом, цедил сквозь зубы Боцман.

— Придурок! Это может вырасти в международный скандал. Союз обвинят в нарушении Международных конвенций. Будут фашистами нас с тобой называть, — понесло меня.

— Кто фашист? Я? Между прочим, раненых «духов» я не трогал. Посчитал по весу, и сколько нужно было, столько и… того. Сань, а какие врачи счастливые были! — попытался перевести разговор на другую тему Григорий.

— Того! Завтра с утра в штаб пойдём к Вадиму. Рапорта и предварительные отчёты уже разлетелись по инстанциям. А, что написано пером… сам знаешь. Будем вместе думать, что с тобой делать. Заварили мы с тобой кашу, братан! — сказал я невесело, — Давай спать, утро вечера, сам знаешь…

Чаю мы так и не попили. Завтра предстоял тяжёлый разговор с начальником разведки бригады. Надо бы кого-то ещё из «тяжеловесов» подтянуть в помощь. Трибуналом попахивает. Да и мне придётся с погонами попрощаться. И это в лучшем случае. Какой там сон!

До завтрака созвонился с теми, кому мог доверять. Сам за рулём штабного УАЗа подъехал Вадим и забрал нас с Боцманом. Потом заехали к особистам и забрали приятеля Вадика, с толстыми просветами на погонах. Последним был майор из политотдела, мой новый знакомый, который так беспокоился о политическом статусе старшего прапорщика. Виталик, кажется? По мере заполнения УАЗика старшими офицерами разных ведомств, настроение у Боцмана, сидевшего сзади и посередине, стало самоуничтожаться. Я так понял, что до него начало доходить — в насколько серьёзной ситуации мы с ним находимся. Выехали с территории базы под предлогом проверки и, не доезжая первого блокпоста, остановились в тенёчке под огромным тополем у почти высохшего ручья.

Сначала всё в подробностях рассказал я. Потом всё то же самое повторил загробным голосом Боцман. Во время наших докладов абсолютно по-разному вели себя наши арбитры. Мой друг, шеф разведки бригады Вадик, слушал в основном молча, изредка вставляя одно-два матерных слова в спорных местах. Особист, с толстыми просветами, вообще сидел на травке с закрытыми глазами и молча жевал травинку, надвинув на глаза фуражку. И только мой новый знакомый майор из политотдела поминутно вскакивал, хлопал себя по ляжкам, заламывал свои длинные музыкальные пальцы и сверлил меня ненавидящим взглядом. Типа: «Ах, зачем! Ах, зачем мне всё это?!»

— Вот как-то так всё и получилось! — закончил свой рассказ Боцман.

— Ты ещё пусти соплю и скажи, что больше так не будешь, — ехидно сказал начальник разведки.

— Мужики! Понимаю, всё сложно. Своей вины не снимаю и готов, как говорится, понести… Но Боцаева спасать надо! — произнёс я свою короткую речь.

— А что тут думать? Вывозить его на Большую землю надо и чем быстрей, тем меньше для всех последствий, — открыв глаза и выплюнув соломинку, изрёк особист, — нет ответчика, нет вопросов. Война!

— Что вот так сразу? — не понял Боцман.

— Лучше молчи, баран! — в сердцах ответил за всех Вадик, грохнув кулаком по капоту УАЗа.

Развозили всех по местам службы молча. Первого завезли, внезапно вспотевшего и временно онемевшего политработника. Он молча протянул мокрую ладошку и, не глядя ни на кого, выпал из УАЗа. «Виталик, нагадил в сандалик!» — с удовольствием вспомнил я.

— Не заложит? — спросил у всех сразу бригадный разведчик.

— Зассыт! Скорей повесится! — знающе ответил особист, щёлкнув зажигалкой.

У полевого госпиталя высадили Боцмана, он вчера в сейфе у главврача, придавив медицинские формуляры и справочники, оставил свой автомат, подсумки, два ножа и пару гранат. От греха, как говорится. Практически до самого своего отъезда, Боцман старался на глаза мне не попадаться. Осознал, я думаю, что подвёл.

Ближе к вечеру позвонили из штаба и приказали срочно прибыть. Как-то похолодело внизу живота, захотелось одеть все награды, чего-нибудь погладить, приготовить правильную речугу и биться за Боцмана до конца. Потом остыл и решил провести разведку боем. Поменял кроссовки на начищенные берцы и прибыл. В кабинете у начальника разведки бригады сидел мой новый «приятель» — особист. Закрыли кабинет, главный разведчик достал из сейфа бутылку «Столичной» за 4-12, шмат сала в чёрном перце, афганскую лепёшку и большой красный помидор. Потом отнял у давно непрозрачного графина два гранёных стакана, дунул в них и поставил перед нами.

— Завтра на Большую землю летит борт, с грузом «200». Твоего Боцаева вписали сопровождающим. Он же крымский? Вот туда четыре цинка и повезёт потом, — разливая водку, сказал Вадик.

— Назад уже не вернётся. Я с главврачом договорился, он сейчас документы делает. Комиссуют по ранению. Пусть на время замрёт где-нибудь… В военкомате, что ли? Или в школу пойдёт детишек учить автомат разбирать, пока мы тут разгребать будем. Мужик то как? — спросил подполковник из особого отдела.

— Настоящий! — коротко ответил я, поднимая стаканчик, — за ребят!

Все понимали, за каких ребят и почему не чокаясь. Через час, забрав все необходимые документы из штаба и от главврача полевого госпиталя, я уже мчался в расположении части. До вылета борта, на котором должен был находиться Боцман, оставалось четыре часа. Гриша, предчувствуя долгую разлуку, изо всех сил прощался с медсестрой Верочкой. Санитар Семёнов, войдя в положение, охранял периметр перед входом в процедурный кабинет, пугая любопытствующих здоровенной клизмой для промывания желудка и других внутренних органов.

Боцман улетел и не вернулся. Долго не прощались, понимая, что может быть навсегда. Я очень долго не мог написать рапорт-отчёт об операции. Путался и путал начальников, ссылаясь на контузию. Сначала прислушивались и жалели. Потом обозлились и всобачили два выговора, один из них с занесением. Один по служебной, а второй по партийной линии. Разумеется, особо «лютовал» подполковник Белкин, начальник разведки бригады. Через пару недель нашу группу послали в рейд, душманские склады искать. А там уже надо было чемоданы собирать. Меня ждала Академия.

Вернулись из кратковременного отпуска по семейным обстоятельствам мои господа офицеры. Зверь, при всяком удобном случае, подносил правую руку к лицу, демонстрируя обручалку. Сиял, как медный пятак, показывая размеры живота своей беременной жены. А так же самоуверенно убеждал всех, что у него будет пацан. Не, ну, а кто? И имя уже готово. Андрюха! Как с Шубиным и договаривались. А Шуба, втихаря, рассказывал всем, какая ведьма у Зверя тёща. Утверждал, что, если бы не она, Зверь бы сюда не вернулся. И вообще на свадьбе ему со свидетельницей явно не повезло. У девушки талия оказалась шире плеч Шубина. И к тому же стоматолог. Гости знали кто и откуда жених со свидетелем, поэтому запланированных на свадьбе драк не было. А кто с ними связываться будет? Вот свадьба и была отчасти скучноватой. Гражданские костюмы сшить не успели, и мужики в ЗАГСе были по форме. А что успеешь за две недели? Зато все ими гордились и становились в очередь фотографироваться. Через недельку Танюшка Зверева должна была прислать фотографии со свадьбы, и их все с нетерпением ждали. Из всей команды женатиками были только я и Донец, и народу было очень интересно… Как это?