Фока Бурлачук - Черниговского полка поручик

— Сколько вам годов? — глядя в юношеское лицо гусара, спросил полковник.

— Восемнадцать намедни исполнилось, ваше высокоблагородие.

— Не боитесь? Дело весьма опасное…

— Волков бояться — в лес не ходить. Ну, а ежели погибну, так за отечество…

Полковнику понравился молодой, смелый гусар, о котором он уже не раз слышал похвальные слова от эскадронного.

— Молодец! — сказал полковник.

— Рад стараться, ваше высокоблагородие! — стукнул шпорами Сухинов.

— Ступай! Инструкции получишь вскоре.

В те дни друзья шутили над Иваном, называя его зятем донского атамана, командира казачьего корпуса генерала Платова, который издал приказ, призывающий поймать Наполеона. В приказе обещал выдать свою красавицу дочь Марию с приданым в пятьдесят тысяч червонцев тому, кто доставит ему Наполеона живым или мертвым…

Двое суток спустя Сухинов, переодетый в мундир французского гусара, ночью проник в стан неприятеля, оказался в дивизии генерала Фриану.

Разведав диспозицию и силы неприятеля, Сухинов, находясь в дивизионной квартире, обдумывал план возвращения. В это время на позиции дивизии приехал на вороном коне высокий человек в красной мантии и в шляпе с перьями в сопровождении группы всадников.

— Мюрат… Мюрат… — заговорили вокруг. Генерал Фриану оставил палатку, побежал ему навстречу. Следом выскочили офицеры. Этим и воспользовался Сухинов. В одно мгновение он проник в палатку, схватил лежавшую на столе карту и только успел засунуть ее под мундир, как возвратился один из офицеров. Увидев Сухинова, он удивленно спросил:

— Ты что здесь делаешь?

Сухинов, хватая табуреты, спокойно ответил:

— Господам генералам велено подать…

— Не смей! Я сам, — сказал офицер, отнимая у Сухинова табуреты. Офицер ушел, а Сухинов несколько минут стоял ни живой ни мертвый, пот густо покрыл его лицо. «Был на краю гибели», — подумал он, оставляя палатку.

С табуретами в руках офицер поспешил к генералам и, не доходя несколько метров, зацепился за кочку, упал. Мюрат улыбнулся, потом присел на поданный ему табурет, снял шляпу, протянул платком по влажному лбу, спросил у командира дивизии:

— Диспозиция неприятеля вам ведома?

— Да, ваша светлость. Не угодно ли будет поглядеть? — спросил Фриану и, повернувшись к адъютанту, велел подать карту. Адъютант мигом кинулся в палатку, но так как карты там не обнаружил, суетливо разыскал офицеров, работавших в штабе вместе с генералом, но те только руками развели.

— Где же ваша карта? — спросил Мюрат.

— Позвольте, я сию минуту, — сказал Фриану и позвал своих помощников в палатку.

— Где? Канальи несчастные! — грозно кричал генерал. — Сейчас же найти! — При этих словах он выхватил из рук начальника штаба его карту, побежал к Мюрату, но тот не стал смотреть ее, на ходу что-то бросил обидное командиру, вскочил на поданного ему коня и, сопровождаемый многочисленной свитой, галопом поскакал но невспаханному полю вдоль позиций генерала Фриану.

В дивизионной квартире всполошились. Начались поиски высокого черного гусара, которого офицер видел в палатке, но тот словно в воду канул.

Великая армия Наполеона постыдно бежала на запад. Солдаты бросали оружие, голодные, оборванные, закутанные в разные лохмотья, грабили все, что попадало на пути отступления.

Сухинов с десятью всадниками выдвинулся далеко вперед полка, дабы разведать дальнейший путь. В версте от главной дороги всадники увидели большой пожар. Поскакали туда, женский и детский плач стоял в селе. Возле пылающей избы неприятельские солдаты разделывали какую-то тушу. По команде Сухинова всадники атаковали грабителей. Завязался бой. Охваченные азартом, всадники не пожалели даже тех, кто поднял руки.

В отряде Сухинова недосчитались одного солдата и двух лошадей. Оставшийся без лошади солдат Кожухаров, растерянно глядя на товарищей, подумал: «Неужели меня бросят здесь?» В этот момент услышал голос Сухинова:

— Кожухаров, садись ко мне!

Лубенцы подошли к Эльбе и форсировали ее под Дрезденом. Здесь Сухинов стал подпрапорщиком. Теперь солдаты называли его «ваше благородие». Однажды за Эльбой командир эскадрона поручик Назаров неосмотрительно оторвался на своем коне от эскадрона и не заметил, как несколько неприятельских драгунов окружили его. Сбили с лошади и хотели взять живым. Увидев, что командир попал в беду, Сухинов, держа пику наперевес, не раздумывая, кинулся ка неприятеля. Дерзкая смелость Ивана внесла замешательство, и французы оставили поручика. Под рев летящего ядра помог командиру подняться на своего коня. И тут неприятельская пуля пробила Сухинову правую ногу ниже колена.

Назаров поблагодарил Сухинова, спасшего его от плена, спросил:

— Как же ты, мой милый цыган, решился на такое?

— У меня не было времени на размышление, ваше благородие, поступил, как подсказало сердце.

— Но ведь в этом был огромный риск…

— А разве обыкновенный бой не риск для каждого солдата?

Через три недели, подлечившись, вновь занял свой ранжир в эскадроне. А четвертого октября в четырехдневной «битве народов» под Лейпцигом в одной из атак он вырвался вперед, увлекая за собой гусар. И снова был легко ранен, на сей раз в голову и плечо одновременно. Тогда его наградили серебряной саблей с надписью «За храбрость». Командир дивизии генерал Радковский, представляя его к награждению орденом, писал командующему армией:

«Подпрапорщик Сухинов во главе гусар отличился отвагой и сообразительностью. Он силами тридцати гусар задержал на несколько часов больше трехсот солдат неприятеля у моста. Этот молодой гусар уже не раз отличился на войне и многое обещает…»

Изгнав врага из пределов земли русской, солдаты малость передохнули, а затем вместе со своими союзниками двинули на Париж.

Будучи в Париже, Сухинов внимательно присматривался к жизни французов, к их быту, нравам. Он вспомнил о прочитанных до войны книгах Жан-Жака Руссо, попытался найти их на его родине, но напрасно. Жан-Жак Руссо и здесь был запрещен, хотя не так строго, как в России.

Друзья все чаще и чаще начали задавать Сухинову вопросы, на которые он сам не находил ответа. Больше всего солдат, да и офицеров, волновало то, что во Франции нет крепостных. Это явилось целым открытием. Во французской армии не было телесных наказаний, которые так изощренно применялись в русской.

Время прошло быстро. Русские войска начали возвращаться на Родину. Усталые лубенские гусары — на родную украинскую землю. Ехали через редкие села, где их встречали и провожали шумные ватаги босых, ободранных ребятишек.