Хэмптон Сайдз - Царство льда [litres]

Эмма находила утешение в компании друга, которому столь суровые земли казались такими притягательными. Она старалась думать, что Джордж направляется в воспетый Брэдфордом романтический край. Спокойствие его картин и поведения успокаивали и ее саму.

Поэтому Эмма присоединилась к Брэдфордам, и они на поезде и на конном экипаже двинулись на восток, к Сьерра-Неваде. Они проехали между секвой в лесу Калаверас – одно из гигантских деревьев обещали назвать Жаннеттой в честь экспедиции. Они добрались до Йосемити и своими глазами увидели водопады и огромные гранитные скалы – Эль-Капитан, Хаф-Доум, Сентинел-Доум. Эмме нужна была такая экскурсия. «Хотя сначала я пребывала в апатии, – писала она, – виды постепенно очаровывали меня. Это было мне на пользу, и вскоре силы вернулись ко мне, и я снова начала радоваться жизни».

По возвращении в Сан-Франциско Эмма ожила. Ее родители приплыли из Австралии и ждали ее в отеле «Палас». Эмма была рада встретиться с ними и вместе бродить по холмистому городу. Затем они сели на поезд до Берлингтона в Айове, где вместе с мужем, генералом С. Л. Глазго, жила ее сестра. Сильвия несколько месяцев жила у них, и теперь чета Глазго пригласила Эмму вместе с дочерью остановиться у них на все время экспедиции «Жаннетты». Именно в этом городке, построенном на высоком берегу Миссисипи, Эмма и провела большую часть своего «очень долгого ожидания». Она исправно писала письма Джорджу, понимая, что они, возможно, так до него и не доберутся, и называла их «письмами в никуда». Они стали для нее целительной практикой. Она писала каждое письмо в трех копиях, чтобы отправить одновременно в несколько арктических деревушек – в торговые и промысловые центры Аляски, Гренландии и норвежского Шпицбергена. Гренландию и Шпицберген она включила в свой список в надежде, что «Жаннетта», достигнув Северного полюса, переплывет открытое полярное море и выйдет изо льдов по другую сторону Арктики.

Вскоре после того как Эмма обосновалась в доме Глазго, она подхватила таинственный вирус, из-за которого несколько недель не вставала с постели. Пока из Арктики не было никаких вестей, и она начинала волноваться. Но когда она окрепла и наконец смогла сесть, с Аляски прибыла целая стопка корреспонденции. Письма Джорджа наконец нашли ее.

В одном из них он написал, что повесил фотографии Эммы и Сильвии в изголовье своей койки. Во время долгого плавания вокруг Южной Америки Джордж привык, что они обе рядом с ним на «Жаннетте», и теперь все время представлял их рядом. «Каждый день я по нескольку раз вхожу в кают-компанию, – писал он, – и ужасно расстраиваюсь, когда не нахожу тебя там! Не знаю, смогу ли я привыкнуть, что тебя нет рядом». 9 августа он написал: «Порой мне кажется, что слава всех полярных экспедиций мира не заменит мне счастья хоть пять минут провести рядом с тобой».

Джордж по-прежнему хранил подарок, который Эмма вручила ему, когда он начал ухаживать за ней в Гавре – маленький талисман, сопровождавший его в море в холостые годы. «Я нашел синий мешочек с локоном твоих волос и крестом, – написал он, – и теперь ношу его в кармане и скучаю по тебе столь же сильно, как и одиннадцать лет назад». В один из конвертов была вложена его фотография с подписью: «Моей жене, чтобы ей было на что смотреть, когда она гадает, где я».

В основном письма были короткими и сухими, в них в подробностях описывалось путешествие – что было вполне естественно, ведь Джордж считал Эмму помощником капитана экспедиции. Но тон последнего письма, датированного 27 августа, гораздо мягче. Включенное в последнюю за сезон пачку полярной корреспонденции, оно было последней весточкой перед входом в зону льдов.

27 августа

Мы поднимаем на борт последние припасы и отплываем в семь часов вечера. Погода прекрасная – дует легкий южный ветер, море спокойно. Мне не терпится отплыть. И все же это словно новое прощание. Однако я взялся за это дело и не собираюсь его бросать.

Прощай. Шлю тебе тысячу поцелуев. С божьей помощью я еще дам тебе повод гордиться мужем. Не забывай меня – настанет день, когда я вернусь к своей жене и дочери. Да хранит тебя Бог, где бы ты ни была, и да хранит он твою любовь ко мне.

Если же случится несчастье и мы уже не встретимся в этом мире, не сомневайся, что всегда была верна мне словом и делом. Другой столь любящей жены не найти. Мое сердце и моя душа принадлежат тебе… моя любимая, моя дорогая, прощай.

Весь сентябрь и весь октябрь «Жаннетта» оставалась в ледовых тисках. Делонг больше не питал иллюзий: они застряли на всю зиму. Пора было разбивать лагерь. Делонг велел матросам снять руль и закрепить его на палубе, чтобы его не повредило льдами. Затем он приказал им покрыть двигатели свинцовыми белилами и смазать и осушить трубы, чтобы они не замерзли. Он выдал всем комплекты меховой одежды. Он велел плотникам сколотить надстройку для палубной рубки и утеплить ее стены несколькими слоями войлока. Чтобы снизить потерю тепла через корпус, он приказал матросам окружить «Жаннетту» снегом по самый леер.

В основном «Жаннетта» дрейфовала в северо-западном направлении, но льдины порой двигались хаотично, меняя направление день ото дня и даже от минуты к минуте. Не раз команда корабля обнаруживала, что несколько недель, а порой и месяцев спустя они возвращались на то же место. «Жаннетта» стояла, сильно накренившись на правый борт, и время от времени содрогалась от порывов ветра, но в остальном казалась вполне стабильно вмороженной в свою ледяную ловушку. Мелвилл заметил, что корабль был словно «вплавлен… в лед». Делонг же счел, что «Жаннетта» стоит «столь же твердо, как в сухом доке».

Дрейфуя во льдах, они не сводили глаз с Земли Врангеля. Проходя к северу от нее, они увидели ее с того ракурса, который еще не покорялся человеку. Казалось, они зашли на темную сторону Луны. Когда они прошли вдоль берега, Делонгу стали очевидны две вещи. Во-первых, им было не достичь Земли Врангеля, поскольку льдины относили их слишком далеко от нее и двигались слишком быстро, чтобы можно было без опаски сойти с корабля.

Во-вторых, они все же сделали значительное открытие: обогнув Землю Врангеля, Делонг понял, что она не соединяется с другими землями на севере. Правда заключалась в том, что Земля Врангеля была довольно крупным островом, но не континентом. Идея Петермана о трансполярном материке оказалась ошибочной. «Теория доктора Петермана не оправдалась, – написал Даненхауэр, – поскольку обособленность земли очевидна». Земля Врангеля никоим образом не была связана с Гренландией. (Вот вам и «ваш хваленый континент», – ворчал Мелвилл.) Карты можно было менять: Земли Врангеля больше не было – она стала островом Врангеля.