Хэмптон Сайдз - Царство льда [litres]

Шлепая по лужам, моряки пытались найти какую-нибудь закономерность, хоть что-то предсказуемое и полезное, чтобы занять свои мысли. Но ничего не обнаруживалось. Тающая ледовая шапка словно бы представляла собой арктическое следствие числа пи – последовательность, которая никогда не повторяется и не оканчивается. Каждая ломаная льдина, каждая поблескивающая трещина, каждый торос и каждый хребет таили в себе все новые загадочные элементы.

Сначала Делонг искал подходящие слова для описания этого удручающего свойства льда. На страницах своего дневника он использовал все новые и новые эпитеты. Он писал о «безобразных брешах», о «диких и растрескавшихся» полях, об «испещренных полыньями заторах», о «похожем на гипс льде», о «трещинах, которые виляют из стороны в сторону и становятся тонкими прожилками между напирающих друг на друга льдин», о «жутких торосах и завалах» и о «загадочных массах льда и воды». Наконец, он словно бы устал от этих поэтичных описаний и остановился на единственном слове, которое заключало в себе все: хаос. «Ужасный хаос», писал он, «гадкий и мерзкий хаос», «страшный хаос… проклятого льда», «бессвязный хаос», «хаос движущегося льда», «один большой хаос», «скользящий, непостоянный хаос».

Именно это Петерман и называл палеокристическим морем. Тысячелетнее воздействия стихий на замерзающие, тающий и снова замерзающий лед. Можно было хоть целый день смотреть на него и не заметить никакой целостности.

Другая проблема с этим нестабильным льдом заключалась в том, что на нем почти невозможно было найти пресную – полностью пресную – воду. Делонг велел ответственным за воду морякам соскабливать снег и лед только с самых высоких торосов и даже там откалывать верхний слой толщиной как минимум в дюйм. Полученная таким образом вода казалась нормальной на вкус, однако, когда доктор Эмблер проверил ее при помощи нитрата серебра, тест показал тревожный уровень солености. Вывод был очевиден: соль насквозь пронизывала этот ледяной мир и проникала даже в самые высокие, в самые безопасные его точки. Более месяца они, сами того не понимая, пили солоноватую воду, добавляя соли в свою и без того соленую пеммикановую диету. Делонг сумел опровергнуть еще одно из множества опасных заблуждений Августа Петермана: теория покойного картографа о том, что лед служит бесконечным источником пресной воды, по словам Делонга, «потерпела крах».

Сложно было сказать, какие из множества проблем со здоровьем были связаны с постоянным приемом соли. Делонг особенно переживал из-за цинги, которую многие связывали с избытком соли, а потому повысил ежедневные нормы выдачи концентрированного лаймового сока. Но капитан понимал, что так они долго не протянут. Нужно было найти источник пресной воды.

Моряки попытались создать праздничное настроение в тот День независимости, с радостью сняли снежные очки с тонкими прорезями в линзах и отбросили все мысли о навигации среди «хаоса». Но Делонг уединился в своей штабной палатке и предался нехарактерной для себя печали. Он растворился в горьковато-радостных воспоминаниях и в мыслях перенесся на три года назад. «Все наши флаги развеваются в ознаменование этого дня, но для меня он весьма печален, – писал Делонг. – Ровно три года назад «Жаннетта» получила свое имя в Гавре. Много хорошего было сказано в тот день и много надежд возлагалось на это судно, но теперь все они пошли ко дну вместе с кораблем. Я и представить не мог, что три года спустя мы будем шагать по льду, готовясь рассказать о кораблекрушении всем доброжелателям, которые ждут нас дома».

В тот прекрасный день в Гавре Эмма стояла рядом с мужем, а Беннетт обещал послать Стэнли в Арктику, если «Жаннетта» столкнется с трудностями. Но на самом деле Делонг понимал, что ни одной спасательной экспедиции не найти ни его, ни его моряков. Беннетт не мог им помочь, как не могла помочь и страна, которая собиралась отметить свой 105-й день рождения, как только солнце взойдет на дальней стороне земного шара. Американские флаги, развевающиеся над палатками, казалось, лишь дразнили Делонга, символизируя беспомощность его родины и его безнадежное одиночество. Он знал, что у него осталась лишь одна надежда – попытаться удвоить усилия. Им предстояло спасаться самим.

И все же ответственность за сохранение человеческих жизней висела на нем тяжким грузом. «Я в долгу перед теми, кто отправился со мной, и обязан вернуть всех домой, не жалея на это ни душевных, ни физических сил», – писал он позже в тот же день. Он должен был «взглянуть опасности в лицо… и научиться использовать ее себе во благо».

Через восемь дней, 12 июля, удача, казалось, наконец улыбнулась Делонгу. Тем утром на горизонте что-то замаячило. Данбар, как всегда, увидел это первым. Он сильно обогнал остальных, отмечая дорогу черными флагами. На мгновение облака на юге расступились, и Данбар увидел остров – большой, блестящий, покрытый горами. Затем облака столь же быстро сомкнулись, и Данбару осталось лишь гадать, не обмануло ли его зрение.

Немного позже, после ужина, облака снова расступились, и на этот раз что-то заметили почти все моряки. «Перед нами предстало яркое видение», – написал Мелвилл. Все возликовали. Даненхауэр описал увиденное как «горбатый уступ, весьма похожий на покрытый снегом остров», хотя он и казался столь «сильно искаженным атмосферными явлениями», что «многие бы не поверили, что он вообще существовал». Делонг был настроен скептически. «Там было что-то, определенно напоминающее землю, – признал он, – но туман принимает так много призрачных форм, что уверенным здесь быть ни в чем нельзя».

И все же видение возбудило интерес капитана в достаточной мере, чтобы он достал планы Петермана и изучил примерную топографию Новосибирских островов. По его расчетам, в настоящее время до ближайшего к ним известного острова – обозначенного у него на карте как «остров Фаддеевский» – оставалось более 120 миль в юго-западном направлении. Он лежал слишком далеко, чтобы быть той неясной громадой, которую моряки разглядели на горизонте. «Я не могу поверить, что сегодня мы видели землю», – заключил Делонг и счел увиденное миражом.

Но на следующий день моряки снова заметили остров. Теперь его очертания проступили так отчетливо, что сомнений не осталось. «Солнце освещало южный горизонт, – писал Мелвилл, – и земля была прекрасно видна. Синие вершины ее гор стремились к небесам, внизу темнели лед и вода, а наверху парило ослепительно белое облако». По словам механика, «видение было совершенным». «Оно вдохнуло в нас новую надежду, – написал он, – как вторая Земля обетованная».