Хэмптон Сайдз - Царство льда [litres]

Остров Беннетта стал для Делонга настоящим убежищем и по другой причине – там капитану не приходилось так пристально следить за поддержанием дисциплины. Он велел Чиппу «дать команде всю свободу, какая только возможна на американской земле». В течение восьми дней, проведенных на острове Беннетта, Делонг давал морякам лишь легкие задания – исследовать берег, собрать образцы видов и геологических пород. Но в остальном он вел себя так, словно они прибыли в порт и взяли небольшой отпуск. Он чувствовал, что это жизненно важно для поддержания боевого духа и душевного равновесия всех моряков, включая и его самого. Им всем нужна была передышка.

Коллинзу снова было позволено общаться с командой и свободно передвигаться по острову, поэтому он вытащил блокнот и сделал точные наброски островной топографии. Даненхауэр тоже был волен поступать по своему усмотрению, при условии, что он не будет снимать повязку с глаза и постарается не рисковать собой, бродя по отвесным утесам над лагерем. Ньюкомб снова занялся тем, для чего его и наняли: в конце концов, он был натуралистом экспедиции и специализировался на орнитологии – а они оказались на девственном, неисследованном острове, где кишели птицы, многие из которых принадлежали к редким или малоизвестным видам.

Каждое утро Ньюкомб брал блокнот и дробовик и на целый день уходил на «вылазки», в основном в одиночку. Он наконец-то оказался в райском уголке. Именно поэтому он и вызвался сопровождать экспедицию – и впервые ему пришлось непосредственно обратиться к своему опыту.

Однажды он ушел в долину вздымающихся скал, которые «стояли, подобно огромному древнему замку». Его одновременно радовала и пугала мысль, что он первым шагает по древним камням. «Возможно, раньше здесь не ступала нога человека, – писал он, – и, смотря по сторонам, я был готов к появлению какого-нибудь гигантского рыцаря, который спросит меня, по какому праву я осмелился нарушить его покой».

В другой день Ньюкомб забрался на высоту 1200 футов по «очень опасным раздробленным камням», чтобы понаблюдать за колонией кайр – крупного вида чистиков. Ньюкомб готов был хоть целый день провести среди птиц. Он часами сидел, завороженно глядя на них с высокого уступа, покрытого красным лишайником и птичьим пометом. «Я даже завидовал уютному дому этих прекрасных созданий, – писал он. – Кайры сидели длинными рядами, как горожане на собрании, и громко шумели. Их крики эхом отдавались в каждой расселине. Никогда в жизни я еще не видел такого большого гнездовья птиц».

Спускаясь по отвесному утесу обратно, Ньюкомб по самую рукоятку вгонял в камни свой охотничий нож, чтобы не сорваться и не лишиться жизни. Вдруг он услышал, как кто-то снизу крикнул ему: «Берегитесь, сэр!» Это был Шарвелл, и он не скрывал своей паники. Обернувшись, Ньюкомб увидел лавину «огромных камней и комьев земли», которая шла прямо на него. Очевидно, из-за его движений наверху что-то сместилось и снежным комом покатилось вниз. «Заметив неподалеку утес, я поспешил скрыться за ним и успел как раз вовремя – смертельные снаряды пролетели мимо», – вспоминал Ньюкомб. Решив, что «чудом избежал гибели», он как ни в чем не бывало продолжил наблюдения за морскими птицами.

В лагере плотник Суитман творил небольшие чудеса морской инженерии. Все три лодки, как он обнаружил, сильно пострадали. Он сомневался, поплывут ли они вообще. У вельбота, к примеру, был сломан ахтерштевень и проломлен шпунтовой пояс – самые близкие к килю доски обшивки. Все лодки нужно было прошпаклевать, залатать и укрепить. Кроме того, необходимо было соорудить рангоут для грубо скроенных парусов, которые помогут им подплыть к сибирскому побережью.

Инструментов было мало, а в качестве материалов приходилось использовать разрозненные куски плавникового леса и кости моржей, но Суитман все же приступил к работе. Капитан, не покидавший лагеря для проведения барометрических измерений и астрономических наблюдений, с восхищением смотрел на плотника. Делонг справедливо полагал, что у Суитмана все горело в руках. Само собой, Мелвилл тоже предложил несколько идей, и через несколько дней все три лодки уже объявили готовыми к плаванию.

Найндеман, который обследовал южное побережье острова, тоже принес хорошие новости: в океане наблюдались достаточно крупные полыньи. Он сообщил Делонгу, что «на юго-западе видны широкие полосы воды, а лед постоянно сдвигается и открывает новые». Неподалеку от их лагеря тоже начали появляться небольшие лагуны. Делонг понимал, что нужно хвататься за этот шанс. Ледяной мир наконец-то открывался, пускай и немного, и до конца арктического лета оставалось всего несколько недель.

На одном из деревьев, прибитых к берегу возле лагеря, Делонг заметил маленькую зарубку. Внимательно изучив ее, он пришел к выводу, что это след топора, а само поблекшее, серое дерево в свое время использовалось в качестве столба ограды. Оставалось только гадать, с какого континента или острова оно сюда приплыло, но Делонг обрадовался обнаружить его на этом пустынном побережье, ведь это был первый намек на цивилизацию за два года и первое напоминание о внешнем мире, не связанном с его текущими лишениями.

Лодки починили, и впереди показалась открытая вода, на которую их можно было спустить, поэтому найденное Делонгом обработанное дерево заставило его поверить, что там, за южным горизонтом, действительно было человеческое общество.

Однако, прежде чем отправиться дальше, Делонгу предстояло решить один важный вопрос: что делать с собаками? Из сорока ездовых псов, которых подняли на борт на Аляске, осталось двадцать три. Многие из них теперь были больны, истощены, слишком озлоблены и раздражительны, чтобы тянуть за собой упряжку. Делонг больше не видел смысла расходовать на них и без того скудные запасы пищи – до высадки на острове Беннетта они съедали по фунту пеммикана в день. Кроме того, все они просто не могли поместиться в трех лодках.

Собак пришлось выбраковывать. Делонг лично изучил каждого пса и посоветовался с Алексеем и Анегином, которые знали их лучше всех. Задача была не из легких, но в конце концов выбрали одиннадцать собак. «Они были совсем слабы или не уживались с другими, – написал Делонг. – Количество съедаемой ими еды не компенсируется их трудом, а мне нужно прежде всего думать о человеческих жизнях».

5 августа он отдал приказ Эрихсену. Датчанин по очереди пристрелил псов за высоким торосом. Над утесами эхом пролетело одиннадцать выстрелов. Моряки поморщились при мысли о печальной казни. «Бедняги», – только и сказал Даненхауэр. Делонгу было особенно грустно из-за гибели Джима и Тома – они были его любимцами и настоящими трудягами. Его успокаивала лишь мысль, что осталось еще двенадцать здоровых собак, включая Лодыря, который стал талисманом экспедиции.