Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Последний рубеж

На несколько мгновений они застыли, никто не хотел нарушать единение. Когда наконец он приподнялся и вышел, она почувствовала себя обездоленной. Облокотившись на локоть, Джоанна протянула руку и нежно провела пальцем по его губам.

– О, Раймунд… – Больше слов у нее не было, да они и не требовались.

Он вложил себе в рот ее палец и нежно пососал.

– Это не похоже на то, что у тебя было с первым мужем?

– Нет… Мне приятно было делить с ним ложе, но такого я никогда не испытывала. Почему с тобой это совсем по-другому?

– Может, потому, что я лучший любовник? – Граф рассмеялся. – Нет, Джоанна, в этом нет большого секрета. Я как-то сказал тебе, что большинство мужчин уделяют мало внимания рассудку женщины. Несмотря на то, что пока бодрствуют, они главным образом думают о женском теле, но на самом деле мало что о нем знают. Некоторым невдомек, что мужчины достигают пика горы быстрее, чем женщины. Просто надо дать женщине чуть больше времени, чтобы она успела взобраться наверх.

Он обнял ее, и Джоанна положила голову ему на плечо.

– С Вильгельмом мне иногда хотелось чего-то большего, но не знала чего. До сегодняшней ночи. – Спустя мгновение она вновь рассмеялась. – Я просто думала о тех качествах, которые хотела бы видеть в своем супруге. Разумеется, он должен быть знатного происхождения. Чтобы он с улыбкой смотрел на мир, и пусть у него даже будет вспыльчивый характер – только бы не таил обид. Чтобы я находила его приятным взору. Чтобы он был христианином – это я считала само собой разумеющимся, пока Ричард не предложил мне в мужья брата Саладина. Но я никогда не думала, что он будет обладать умением взбираться в гору!

Он убрал с ее лба прядь волос и коснулся губами виска.

– Как понимаю, ты хочешь потешить мою мужскую гордость, любимая. И если в мыслях у тебя еще таились сомнения, не тайный ли я катар, они, надеюсь, полностью развеялись.

Глядя ему в лицо, Джоанна с изумлением поняла, что это лишь наполовину шутка. Должно быть, тяжелая ноша – знать, что тебя подозревают в ереси.

– Если у меня и были такие сомнения, этой ночью ты их напрочь рассеял. Как я понимаю, ты виновен только в излишней терпимости, а на Сицилии это не грех.

Джоанна была уверена, что все мужчины хотят спать после занятий любовью – именно так вел себя Вильгельм, и другие женщины это подтверждали. Теперь она с удовольствием увидела, что Раймунд такой склонности не выказывает. Вместо этого, он перекатился через нее, пожелал доброй ночи, встал и принялся рыскать по опочивальне, бормоча, что им наверняка должны были оставить хоть какой-то еды. Обнаружив миску с сушеными фруктами и орехами, он налил еще кубок вина, прихватил полотенце и потащил свою добычу обратно в постель. Передав Джоанне вино, он медленно промокнул ее полотенцем, превращая каждое прикосновение в ласку. Принимая у нее кубок, граф произнес:

– Погоди… Ты обмолвилась, что Ричард предлагал тебя брату Саладина?

Он с большим интересом выслушал ее рассказ об изобретательном плане брата Джоанны вбить клин между султаном и аль-Адилем и в изумлении покачал головой.

– Как ему повезло, что об этом не узнали французы. Вместо того чтобы быть оправданным на суде Генриха, Ричард взошел бы на костер!

Джоанна согласилась, заинтригованная тем, как возвысился Ричард в глазах Раймунда.

– По меньшей мере, это убедило бы немцев в справедливости обвинений наших врагов: что мы ведем свой род от дочери дьявола.

Тогда ей пришлось рассказать ему о Мелюзине, дьявольской графине Анжуйской, и о том, как любили ее братья похвастать своим происхождением от нее, повергая в ужас всех церковников, которые могли это слышать.

– А мой сегодняшний поступок только укрепит темную легенду нашей семьи. – Джоанна бросила на мужа взгляд, полный одновременно озорства и соблазна. – Я спала с Люцифером!

Он так расхохотался, что чуть не расплескал вино из кубка.

– А ночь еще не закончилась, и Люцифер еще вполне может искусить тебя снова, миледи. – Он прильнул к ней, чтобы подарить долгий, пахнущий вином поцелуй. – Как я был прав, поверив в тебя, любимая!

Джоанна больше не улыбалась.

– Это правда, я не смогла дать Вильгельму сына, живого сына. Но если я смогла забеременеть один раз, то смогу и во второй.

– Джоанна…

– Нет, послушай, я должна это сказать. Я знаю, что уже не молода, мне в этом месяце исполнился тридцать один год. Но если бы я боялась, что не смогу забеременеть, то сказала бы тебе об этом до нашей свадьбы. Мое лоно не оживало с тех пор, как мой сын умер, но у меня было не так много шансов забеременеть, как может показаться. Вильгельм завел гарем из сарацинских рабынь и…

В этот раз уже он остановил ее, приложив палец к ее губам.

– Я не это имел в виду, Джоанна. Я не боюсь. Скорее всего, это произошло из-за Вильгельма, а не из-за тебя, ведь ни одна наложниц его гарема не родила ребенка, ведь так? Когда мужчина изливает свое семя столь многим женщинам, а оно нигде не дает ростков, винить нужно семя, а не женщину.

Не сумев снова забеременеть, Джоанна консультировалась с несколькими докторами-женщинами в знаменитой медицинской школе Салерно, и они сказали ей то же самое. Бывает, что все дело в муже. Но никогда еще она не встречала мужчину, думавшего подобным образом, до этого мгновения.

– Да, у Вильгельма не было других детей, – подтвердила она. – Иногда я думала…. Но что ты имел в виду, когда сказал, что поверил в меня?

– Я не мог быть уверен, сама ли ты пожелала этого брака, или Ричард заставил тебя дать согласие. Знаю, тебя поразила та же молния, что и меня, но это не обязательно означало, что ты захочешь за меня замуж. Кроме того, прошло три года, – Раймунд неожиданно улыбнулся, – и воспоминания о моем невероятном обаянии могли померкнуть. Столкнувшись дважды с женами по принуждению, я не хотел того же в третий раз.

Джоанне стало любопытно послушать о его бывших женах.

– Расскажешь мне о них?

– Мой первый брак не был ни выбором моей жены, ни моим. Но Эрмессинда была графиней Мельгейской, а отец вознамерился заполучить Мельгей. Она только что овдовела, а я был намного моложе, мне не исполнилось даже шестнадцати, и я понимал, почему она сопротивлялась. Но в итоге мы стали друзьями, хотя прожила она только четыре года, а когда умерла, Мельгей перешел ко мне. Мой отец всегда получал, что хотел, – сказал Раймунд. Уголок его рта изогнулись в невеселой улыбке.

– А Беатриса Транкавель?

– Поначалу мы хорошо ладили. Я знал, что она «верующая», но считал, что это дело меж ней и Богом. Однако когда я не позволил ей воспитать «верующей» Констанцию, нашу дочь, она на меня обиделась. Кроме того, с годами она становилась все более набожной и исполняла супружеский долг с возрастающей неохотой, боясь рисковать своей бессмертной душой. Поэтому… когда Люку требовалась индульгенция, я искал ее на стороне, и обычно далеко ходить мне не приходилось.