Владимир Дегтярев - Янтарная сакма

Иван Третий кивнул, согласился, что да, дорога пока страшна. Но голосом вот что сообщил:

— Я тракт от Архангельска до Вологды велю взять под татарскую охрану. Будете спокойно гонять обозы. Татар, знамо дело, прокормите олениной. Им что олень, что тюлень, было бы мясо!

— А от Вологды до Мосокавы как? — не унимался староста.

— От Вологды и заяц без моего пригляда по дороге не проскочит. Там охранные заставы уже поставлены, под рейтарской стражей пойдёте...

Тут Шуйский загорелся мыслию:

— А может, великий государь, половину рыбных припасов да оленину, пусть сразу везут к вятичам? На город Хлынов? По Западной Двине точно на Хлынов и выйдут. А?

Иван Васильевич нахмурился. Шуйский дело говорил. Да как бы не проговорился! По зиме вятичи с северной стороны встанут под Казанью, как тайно договорено. Съестной припас по зиме для войска, вестимо, лучше пушек.

— Варнаварец! — шумнул Иван Васильевич ближнего особого дьяка. — Понял смысл?

К столу протиснулся здоровый рыжебородый дьяк Варнаварец, человек сербских кровей.

— Проводников на Вятку дадим, — стал говорить Варнаварец поморскому люду. — Но надо бы успеть до первого снега. Сделаете?

— Ат-тара бас! [55] В лучшем виде ( поморск .). — выкрикнул поморский старшинка и тут же отвернулся, резнул сам себя по затылку: что-то сообразил.

Иван Третий кивнул головой Варнаварцу. Тот утянулся обратно в угол комнаты. А то так можно и впрямь проговориться, что ждёт нонешной зимой Казань.

— Без хлеба присели нынче вятские люди, — сообщил полную ложь Иван Васильевич. — Просили оказать поможение...

— Окажем, великий княже! — засуетился старшинка. — Только вот...

Иван Васильевич тут же достал из кармана мешочек с золотыми монетами.

— Там золотых — двадцать штук. Хватит? За рыбу, оленину, ну и назад чтобы доехать — коней себе прикупить.

Народ поморский зашумел. Старшинка сказал, давя в себе слезу:

— Вот ведь! А? Вот как государевы дела делаются! Хватит нам этого золота, великий государь!

Здоровенный помор, молодой, но до бровей бородатый, с удовольствием на лице бухнулся на колени перед великим князем:

— Благослови, великий князь, возить на Москву жемчуг!

— Чего? — расшеперил глаза Иван Третий. — Откуда здесь жемчуг?

— Да полно его по нашим рекам, — пояснил хромый толмач. — Вот, гляди... — он вытащил из кармана горсть крупного, речного жемчуга, сияющего под свечами, запалёнными в избе ради великого князя.

Великий князь с немалым удивлением катнул по столу жемчужины. Они покатились с тихим шумом — так шумит только жемчуг.

Шуйский подлез под левую руку князя. Ему толмач пересыпал жемчуг, сказал:

— Наш поморский подарок великому князю...

— Отменный жемчуг, великий князь, — покачал тяжёлые сияющие шарики конюший Шуйский. — Арабы взвоют, если мы его протолкнём в Ганзу...

— Покупай, — велел великий князь. — Поморы! Шуйский будет покупать ваш жемчуг! Мне пока он не надобен. Мне чего понасущнее надо! Русь такими шариками не защитить. А вот рыбой да железом, это по мне!

К столу протолкался здоровенный швед с рыжей до красноты бородой:

— Мы, капитаны, великий князь, все доплатим тебе. Не вели опустошать наши трюмы.

— Не велю, — согласился Иван Третий.

Швед потоптался, спросил уже не басом, а тихохонько:

— Разреши забрать с собой англицкого капитана. Он там, на песке, замёрзнет.

— Не разрешаю. Это добыча вон того боярина Шуйского.

Шуйский, выпучил глаза, грозно сообщил шведу:

— Год стану держать англа на своём подворье, в Москве. Кормить, поить. Кто приедет выкупить, тому отдам. А цена ему — двести рублей серебром или... или восемьдесят венгерских дукатов золотом.

— Кораблю как без капитана? Подожди, сейчас соберём тебе рубли, выкупим...

Тут вмешался великий князь. Он выдернул свой кинжал из ножен и воткнул в деревянный стол. Шуйский немедля пал на колени. За ним стали грохаться об пол остальные люди поморского края. Иноземные капитаны помедлили и тоже встали на колени.

— Корабель теперя мой! — заорал Иван Третий. — Он на меня напал с пушками, а это есть война. Корабль я взял в полон! Капитана Шуйский взял в полон! Всё теперь наше! За капитана платите Шуйскому, так и быть. А мне за корабль пятьсот фунтов стерлингов готовы уплатить? Нет? Тогда корабль — мой!

— Оно так. Оно есть справедливо, государь. — Швед поднялся с колен, держа в руке упавшую на пол золотую монету. — За капитана дадим плату, за корабль — нет. Бери его. Он твой. — Швед осторожно покосился на жуткий персидский кинжал и аккуратно положил золотые монеты на самый край стола.

Иван Третий самолично сгрёб монеты в кучу. Но кинжал так и оставил торчать в столе. Золото, великий князь сие знал с детства, людишек околдовывает. Кто золото хоть раз увидит, тот на серебро плеваться станет. Иноземцы увидели мешки с золотом. И кинжал рядом с Божьим металлом. Этого Ивану Третьему пока достаточно.

Его самого золото не трогало. Ему спокойно жить мешала земля. Чужая земля. Под другими володетелями. Но та, которая просто мечтала стать русской.

Вечером, когда иноземные корабли потерялись в серой мути Белого моря, князя Юрия Васильевича, приехавшего с повинной, позвали в Старостину избу, где остановился ночевать великий князь.

В сенях Юрия встретил княжеский дьяк Варнаварец. Он высоко, к самому лицу князя Юрия поднёс плошку с горящим тюленьим жиром. Глухо сказал:

— У великого князя с тобой станется не разговор — подлинный допрос. Говори по чести и по совести. Жить тогда будешь! — И уже в голос добавил: — Проходи сюда, Юрий свет Васильевич! Дверь в горенку вот она, тута!

Удельный князь Юрий Васильевич никак не мог смочить язык слюной, чтобы ответить наглому подьячему. Пока гонял сухой язык, на улице раздался конский топот и тяжёлое тело коня тупо грохнулось на землю, захрипело. В сени ввалился рослый детина в красном кафтане и в красной шапке с пером сокола по правому обрезу.

— Обожди, гонец, тут... — засуетился Варнаварец.

— Я тебе обожду! Война! Третьего коня загнал, — шумнул гонец. Он стукнул кулаком в дверь избы и, не дождавшись разрешения, вошёл.

Поутру первыми ушли от Архангельска сибирские татары. Ушли полной Ордой в сторону Великого Новгорода. За ними туда же понеслись двадцать гонцов великого князя, у каждого на шапке торчало по два сокольих пера. Спешный, спешный гон! Два гонца, но уже с тремя «соколами» на шапках, да каждый при трёх запасных конях, удерживали разгорячённых коней у Старостиной избы.

Государев подьячий Варнаварец протянул великому князю два толстых листа бумаги. Иван Третий, нахмурившись, пробежал исписанные листы, хмыкнул при виде отпечатка детского пальчика, положил листы на спину пригнувшемуся Шуйскому, на каждом написал своей рукой: «Великий государь всея Руси руку приложил». Отдал листы гонцам.