Владимир Дегтярев - Янтарная сакма

Москвичи разом сказали: «ха!» и повернули от Яузы назад, в город. В городе дело всегда найдётся — забор на своей усадьбе поправить, в храм сходить, колодец почистить. Выпить тож. Копеечку за чарку! Едрить в твоё дышло! А чтобы нормально выпить, надо три чарочки! Три копеечки! А это ведь шесть курей! Дорого! Не наработаешь за три дня на один штоф водки! Пропало лето! Чтоб великому князю сесть в болото голой задницей на Ваге. Там, рассказывают, болота больно студёные... Ведь московские кабаки, все три, они княжеские! На московских людях бешеные деньги зарабатывает князь, чтобы ему в том болоте пиявки в гузно впились!

Иван Третий не велел гнать гонцов на Вагу, решил нежданым приездом обрадовать и младшего брата, Юрия, и того важского боярина, Ваньку Сумарокова, который именем великого московского князя нёс ответ за охрану архангельского побережья от наплыва разных кораблей.

За неожиданностью визита следила татарская конница из крещёных воинов. Они широкой дугой шли от Ильмень-озера повдоль реки Северная Двина. Кто попадался на пути, того гнали назад, в сторону Вологды. Сзади повозочный поезд великого князя прикрывали около тысячи русской конницы, да столько же пеших рейтар, усаженных на телеги. А по правому берегу Двины шли и русские, и татары — три тысячи конных служивых. Шли резво, быстро.

Вот уже какой год ходят к селу Архангельскому иноземные купецкие корабли. Больше всего англицкие и шведские. А это значит, во-первых, что из покупных товаров — леса, пеньки да прочего — иноземцы построят себе ещё больше кораблей. А во-вторых значит, что младший брат, Юрий Васильевич, свою казну собирает не только с датошных людей, как заведено по обычаю и удельному праву, но и имеет большой прибыток с государственных великокняжеских границ. И незнамо куда тот прибыток девает, с кем им делится! Отлупить бы Юрия-дурака розгами, да ведь у того у самого уже дети!

У города Холмогоры пришлось делать остановку. Брат Юрий всё же прознал про поезд великого князя Московского и бросился встречать. Великому князю подвели разубранного в боевую сбрую вятского битюга. Князь пересел из повозки на огромного коня и так, в седле, татарским обычаем, ждал приближения брата.

Брат Юрий Васильевич приближался тоже на коне. На татарской степной кобылке. За ним спешил конным ходом десяток русских охранных бердышан, как положено. А сразу за охраной скакало шестеро иноземцев — по крою платья видать.

Подскакали. Братец Юрий соскользнул из седла, встал на одно колено, склонил голову. Бердышане личной охраны удельного князя, тоже попрыгали из седел, упали головами в землю, скинув шапки. Только иноземцы даже не шевельнулись в сёдлах. Перекидывались словами, кто-то хихикал.

— Шуйский! — проревел великий князь. — А подай сюда Надёжу Черемиса!

Братец Юрий разом побелел лицом, похлеще бабы-блудодейки. Не вытерпел, повернулся к иноземцам, что-то крикнул шведским горловым слогом. Иноземцы задумались, потом расхохотались.

А перед великим князем Московским предстал Надёжа Черемис, огромный детина, в малиновой рубахе, чёрных штанах в плисовый подбор, в зелёных сапогах персидских — носы загнуты вверх. В правой руке Черемис легонько качал кривой арабский меч, тот, что к концу сильно расширяется, а у загиба, на самом конце, заужен в жало тонкого острия. «Крисом» тот меч кличут в русских пределах.

Братец Юрий лёг на землю, пополз на брюхе целовать сапог старшего брата.

— Раньше не мог догадаться? — грозно, невмоготу себе, проорал Иван Третий.

— Брат мой родный! То ведь есть иноземные купцы! Шум пойдёт!

— У меня в свидетелях пять тысяч войска. Каждый скажет, что московскому володетелю не один этот шпынь поклона не отдал. Черемис, хэйя!

Надёжа Черемис, мягко ступая, по очереди подходил к каждому иноземному купцу. Легко валил его вместе с конём на землю и в момент падения отрубал телу голову. Двое купцов стали было поворачивать коней. Но там, сзади, в ряд стояли хмурые великокняжеские бердышане, потряхивая огромными боевыми топорами. Солнце бегало, искрилось на отточенных лезвиях.

— О! — похвалился Надёжа Черемис, взяв в каждую руку за волосья но три иноземных головы. Он подошёл к Ивану Третьему, бросил головы князю под ноги.

Рассчитанным движением Иван Третий, не глядя, достал из кармана шубы золотой венгерский дублон, подал его Надёже. Черемис дублон схватил, облыбзал добрую княжью руку и пошёл втыкать арабский крис по рукоять в землю — чистить от преступной крови.

У братца Юрия в глазах замелькали тени, он почуял страх.

— Вставай, братец, давай хоть обнимемся за нежданную встречу! Как там мои племянники? Научились стрелять из детских луков, что я им послал прошлой зимой? — ласково, как ни в чём не бывало, спросил великий князь Московский.

Татары позади братца Юрия кидали на телеги тела казнённых иноземных купцов, успевая шарапнуть по ихним карманам.

— Научились, брат...— бормотал Юрий. — Пошто ты так?! Ведь теперя ни один корабль к сельцу Архангельскому не придёт!

— Пущай не приходит. Мне-то от их приходов какой прибыток? Мне, володетелю сих приморских земель, а?!

Младший брат великого князя махнул рукой, поднялся с земли, пошёл, сел на лошадь. За тот малый срок, что он здесь правил, малым флотом ходили сюда иноземные купцы, и он получил от них почти сто русских фунтов серебра! Тогда как годовой оброк и подворный сбор со всей Ваги не приносил и двадцати пяти фунтов. На эти деньги как жить на северских, стылых землях? И вот те нате — старший брат явился!

Юрий Васильевич от испуганного томления в голове и не вспомнил, что половину тайных сборов от иноземных купцов он совсем недавно втихоря отправил в Великий Новгород, доверенному купчишке киевского жида Схарии, осевшего в Новгороде якобы аж с 1570 года по новому исчислению лет, от которого и пошла по Московии зараза жидовской ереси. А за жидом стояла свирепая и на всё готовая Марфа-посадница.

Вечером в Холмогорах старший брат вразумлял младшего брата. Сидели в малой горенке. Иван Третий с удовольствием выпил шотландского самогона из ржаной отруби, сожрал десять полных ложек красной икры, пополам с белым рижским хлебом, мазаным жёлтым маслом холмогорских коров.

Позади Юрия сидел скотина Шуйский. Тоже ел всё, что и князь. Но успевал, гад, и саблей скрипеть. То вынет из ножен, то опять заткнёт.

— По удельному русскому праву, — толковал Юрию прописные истины великий князь, — всё, что приносит тебе удельная земля, то — твоё. А море не трогай! Моё оно, море. Сиречь, как и те корабли, что приплывают по этому морю. Рыбу морскую али тюленей, что на берег вытащат твои люди, бери себе.

— И ежели иноземный корабль какой вытащат твои люди на берег, то и корабль бери себе, — сказал сзади сволота Шуйский. — Со всей оснасткой и всем добром внутри.