Роберт Фаббри - Веспасиан. Павший орел Рима

— И начнёт тебе мстить.

Веспасиан пожал плечами.

— Мы будем слишком далеко друг от друга. Как только Клавдий отправится обратно в Рим, я вернусь на юг вместе со Вторым легионом. Девятый легион останется здесь, а на следующий год двинется вдоль восточного побережья на север.

— При условии, если Плавтий останется главнокомандующим.

— Он им останется, — подтвердил Палл, подъехав верхом откуда-то сзади, чем вновь застал Веспасиана врасплох. — Уверен, Клавдий не прочь избавиться от него. Но ничего, вскоре он одумается, как только мы с Нарциссом объясним ему, что назначение на пост командующего нового генерала неизбежно приведёт к тому, что общественное признание в Риме получат двое. Какой смысл делиться славой с лишним человеком? Разве не так?

После сегодняшней битвы Клавдий возвратится триумфатором, а когда вернётся Плавтий — года через четыре или больше, Клавдий сможет продемонстрировать Риму своё великодушие, устроив триумф тому, кто не является членом императорской семьи. По очевидным причинам такие вещи обычно дважды не делаются.

Веспасиан удручённо покачал головой.

— Тебе не надоело плести интриги, Палл?

— Но разве есть для простого вольноотпущенника иной способ обладать властью? Без Клавдия я — ничто. Моя судьба связана с ним до тех пор, пока он остаётся императором. А этим сражением, которому мы с вами свидетели, я обеспечил себе ближайшее будущее.

— Да-да, ценой жизней нескольких тысяч пленных бриттов, — проворчал Магн, когда когорты преторианцев врезались в гущу войска варваров.

— Насколько мне известно, их поставили перед выбором — быть распятыми на кресте или закончить жизнь в бою с оружием в руках. Согласись, это весьма скромная цена за то, чтобы сенаторы могли лицезреть, как император ведёт легионы в бой. Причём император не первой молодости.

— Понятно. Значит, это твоя следующая забота, — сказал Веспасиан. — Клавдию осталось жить совсем мало. Ты наверняка будешь рядом с его сыном?

— Это был бы неразумный шаг. Мальчику всего два года, и он потеряет мать, как только мы придумаем, как лишить её жизни. Если Клавдию с его хрупким здоровьем повезёт, он проживёт ещё десяток лет, но всё равно умрёт прежде, чем его сын возмужает. Кто тогда будет регентом? Никаких приемлемых кандидатур нет. Династия практически изжила себя.

Сенат же никогда не допустит, чтобы империей правил ребёнок. На поверхность неизбежно вырвутся республиканские настроения, что приведёт к конфликту с преторианской гвардией, а это прямой путь к хаосу. Боюсь, мальчику суждено повторить судьбу Тиберия Гемелла. Ему никогда не стать императором, ибо он будет убит тем, кто наследует Клавдию.

— И ты, конечно, знаешь, кто это будет.

Палл понимающе выгнул бровь.

— Если Клавдию повезёт, он проживёт ещё десяток лет. Тебе же, когда ты вернёшься в Рим, советую во всём слушаться меня, ибо я намерен в этом забеге выбрать колесницу победителя. Я говорю тебе это как твой друг. Когда Мессалина умрёт, наблюдай за тем, кого я стану опекать, и тогда всё поймёшь.

— Ты, как всегда, загадочен, Палл.

— От моей покойной хозяйки Антонии я научился одной важной вещи: никогда не спеши раскрывать свои планы.

В следующую секунду до них донеслись ликующие крики легионеров, которые вскоре переросли в дружное скандирование: «Император!»

— Да, быстро они, однако! Пойдёмте, господа, пора присоединиться к нашему доблестному императору, победоносно въезжающему в Камулодун.

Как только Клавдий въехал в город, легионеры Четырнадцатого легиона вытянулись на главной улице Камулодуна по стойке «смирно», оттеснив назад и загородив собой местное население.

Хотя по римским меркам Камулодун был довольно скромных размеров, в южной части острова это было самое крупное поселение. Городок даже мог похвастаться несколькими общественными зданиями, сложенными из кирпича. Несколько тысяч его обитателей жили главным образом в круглых хижинах, беспорядочно теснившихся друг к другу по принципу родства горожан по обе стороны от главной улицы и рыночной площади. Хаотичностью застройки Камулодунум напоминал Маттий в Германии.

Город окружал частокол высотой в три человеческих роста и протяжённостью примерно в милю. С северной стороны его защищала река — бойкий торговый путь, ведущий в Северное море и к устью Рена. Взять такой город штурмом было бы нелегко. Гарцуя на коне позади Клавдия, Веспасиан с облегчением думал о том, что им, к счастью, не пришлось брать Камулодунум приступом.

Местное население наблюдало за въездом Клавдия в город с благоговейным ужасом. Колесницу нового повелителя Британии тащили два огромных, невиданных ранее на острове зверя — с огромными, как столбы ногами, массивными хоботами, страшного вида позолоченными клыками и с пурпурными попонами на спинах. Эти чудовища произвели на горожан куда большее впечатление, нежели шедшая следом колонна легионеров в боевой форме.

Когда Клавдий проезжал мимо, легионеры Четырнадцатого легиона начали скандировать слово «император», перекрывая своими мощными глотками восклицания местных жителей, ошарашенных контрастом между гигантскими животными и тем уродцем, чью колесницу они тащили по ухабистой главной улице. Обилие золота и пурпура отнюдь не придавало Клавдию императорского величия. Одной рукой ухватившись для устойчивости за поручень, другую он в приветственном жесте вытянул вперёд. Увы, при этом он отчаянно пытался унять тик, от которого передёргивалось его изуродованное тело.

Сразу за колесницей, между Авлом Плавтием и Сентием Сатурнином, ехали верхом Нарцисс и Палл. И Плавтий, и Сатурнин были в ярости от того, что им приходится терпеть общество вольноотпущенников. Следом, сохраняя ледяное молчание, ехали Веспасиан и другие легаты. За ними, с приличествующим их сану достоинством вышагивали сенаторы, не обращая внимания на насмешливые взгляды и жесты местных жителей, впервые увидевших такой предмет одежды, как тога. Замыкали шествие когорты преторианцев и старшая когорта Двадцатого и Девятого Испанского легионов. Шагая, они подхватили крики своих товарищей, стоявших в оцеплении по обе стороны дороги.

Веспасиан покосился на Корвина. На лице у того застыло выражение, которое не менялось все два последних дня после мнимой победы Клавдия, а именно высокомерное самодовольство.

— Боишься, мужлан? — презрительно бросил Корвин, перехватив взгляд Веспасиана.

— С какой стати мне бояться? Я всего лишь защищал интересы императора.

— Интересы императора? Как бы не так! С каких это пор Нарцисс стал императором? Как будто мне неизвестно, что ты делаешь. И точно знаю, как не допустить твоего вмешательства, когда наши пути пересекутся в следующий раз.