Валерий Старовойтов - Возмездие [Повесть и рассказы]

Удивляться Хомутский перестал уже давно. Отобедав постными щами и рыбной котлетой с брусничным морсом, он по записке посыльного из райкома снова вернулся в кабинет первого секретаря райкома. Там ему в торжественной обстановке с участием заведующего орг. отделом райкома, секретаря комсомола и самого товарища Досужского вручили решение бюро Чаинского райкома партии, из которого следовало, что теперь Петр Петрович — командир разведки добровольческого отряда по борьбе с восставшими кулаками.

Моросил дождик, собрат осеннего. Военком сорвал с календаря листок с большими черными буквами «30 июля 1931 года, среда» и выглянул в окно. По двору шатались бойцы добровольческого отряда. Одни курили, переговариваясь, другие щелкали затворами винтовок. Среди них выделялся скуластый парень с большими залысинами и съехавшей набок портупеей. Кожаная куртка сидела на нем мешком, а синее галифе уже было испачкано смазкой от телеги, у которой и стоял, не зная, что делать, командир добровольческого отряда коммунистов и комсомольцев Чаинского района Петр Петрович Хомутский. «Из него командир, как из меня дирижер», — с досадой подумал военком, приоткрыл окно и крикнул во двор:

— Задирин, строй отряд, сейчас буду!

Михаил Михайлович Задирин был красным командиром, награжденным орденом Красного Знамени, который ему на грудь повесил сам товарищ Блюхер.

Хомутский был очень взволнован, стоя перед строем вооруженных людей, так быстро преобразившихся из партактива района и ударников коммунистического труда в военных, и как только Задирин дал команду: «Смирно, равнение на средину», Петр Петрович тотчас вспомнил кадры кинохроники с Красной площади, приложил руку к козырьку фуражки, которая нещадно сжимала обручем голову, и вместе с военкомом, который заступил за него на шаг, развернулся в сторону легендарного красного командира, назначенного к нему заместителем.

Под крестным знамением старух с огородов и в сопровождении деревенских пацанов, бегущих с обеих сторон, с песней и знаменем отряд Хомутского пешим строем покинул село Подгорное. По приказанию военкома Задирин и с ним еще двое бойцов, отвоевавших против Колчака, были направлены конной разведкой впереди отряда Хомутского. Шли с одним привалом до глубокого вечера, когда солнце уже начинало садиться за черную тайгу. Лагерь разбили на берегу озера с ужином из двух крупных глухарей и одной тетерки, которых без промаха сбил сам Задирин. На привале, прихлебывая наваристый суп, Петр с тихой радостью в душе слушал своего заместителя, который четко, по-военному, словно и не было у него за плечами десяти лет мирной жизни, ставил задачи, понимая неопытность в военном деле своего начальника:

— Товарищ командир, давай так! На тебе карта, расчеты и повседневная работа с личным составом, все как в геодезических партиях, с той лишь разницей, извини, без соплей и уговоров. Каждое твое слово — приказ! На мне — разведка и организация боя, если доведется, а также несение службы и караул!

В проеме из веток шалаша показалась лысая голова ординарца.

— Разрешите обратиться, товарищ командир!

Боец стоял на корточках, картина развеселила Хомутского, и он, было, хотел сказать: «Чего там, Федя, давай без церемоний!» Его опередил Задирин, который рявкнул:

— Почему не по форме, выйди, приведи себя в порядок и обратись снаружи, а не лазь на карачках! Глухих здесь нет! — Следом за исчезнувшей головой из шалаша показался и заместитель командира отряда. — Докладывай!

— Насчет соломы, там, в поле, стожок! — Отрапортовал боец, вытянувшись во весь свой рост.

— Благодарю за инициативу, товарищ Пискарев! — Задирин пожал ему руку.

— Служу трудовому народу!

— Вот и послужи, сегодня первым заступишь в караул у звериной тропы, которая, судя по командирской карте, идет по этому полю!

— Есть! — Пискарев вытянулся в струнку, прижав винтовку к ноге.

Первые звезды уже появились на небосклоне, и рогатый месяц висел в черном небе, а Хомутский не спал. Он сидел у костра, разложив карту местности на поваленном дереве, пытался проложить оптимальный маршрут до точки, обозначенной синим кружком. После разговора со своим замом Петру Петровичу очень хотелось проявить себя в том, что он хорошо знал и умел не хуже заносчивого орденоносца. Выход напрашивался один: провести отряд кратчайшим путем до Высокого Яра. Достав из полевой сумки блокнот, циркуль, карандаш и линейку, Хомутский углубился в расчеты, которые показывали, что, следуя по звериной тропе через поле и молодой кедрач, они выйдут на гарь. За ней через болото, судя по карте, высохшее, отряд сокращает полсуток расчетного пути из общего количества в четыре дня перехода. Еще раз измерив расстояние и пересчитав время, Хомутский убедился в том, что прав. С чувством исполненного долга он по-тихому пробрался в шалаш и моментально уснул на соломе, разостланной на земле услужливым Пискаревым.

Как только забрезжил рассвет, ухнула сова, Петр открыл глаза. В другом конце шалаша всхрапывал Задирин. Осторожно, чтобы его не разбудить, Петр Петрович вылез в полосу тумана, стелющегося от озера до самой опушки леса. Он решил пройтись, чтобы прикинуть расстояние до кедрача, а потом уже и предложить своему заместителю расчеты их нового пути до цели. По старой привычке, задрав голову в небо, определил по затухающим звездам направление строго на запад к звериной тропе, которая и вела к кедрачу.

Федор Пискарев дремал за стожком, роняя голову на грудь. Вязкая тишина и туман убаюкивали. Он едва сдерживался, чтобы во весь свой рост не вытянуться на соломе. Разодрав очередной раз слипающиеся от сна глаза, часовой проснулся окончательно, вскочил и передернул затвор. К стогу в полосе тумана шел человек. Всматриваясь подслеповатыми глазами вдаль, Пискарев не мог узнать в мешковатой фигуре, которая показалась со сна ему незнакомой, командира отряда Хомутского. В секунду в голове промчались воспоминания рукопашной, когда вот также на него двигался колчаковец с саблей в руках. Палец у Федора на спусковом крючке дрогнул, этого было достаточно из-за мягкого спуска винтовки; раздался выстрел; мешок начал заваливаться набок; со стороны лагеря послышались крики; по полю, рассыпаясь в боевую шеренгу, под руководством опытного Задирина бежали бойцы отряда, низко склонившись к земле. Далеко-далеко, в глубине леса стучал трудяга-дятел. Командир добровольческого отряда Петр Петрович Хомутский уже не слышал этого, его затухающий взор поймал скользнувший по небу первый луч всходящего над тайгой солнца и замер.

Полдень. Медведев с удовольствием обедал настоящим пловом, запивая его душистым травяным чаем. Погожий августовский день радовал. Лес привычно шумел. Проказник-ветер, словно играючи, раскачивал из стороны в сторону вековые кроны, заставляя птиц перелетать с дерева на дерево, накрывая поляну веселым щебетанием. Молодые бойцы, дурачась и смеясь, пытались подражать певуньям, насвистывая и цокая. Старые тщательно протирали травой чашки и с усердием прожевывали остатки плова. Мансур напевал песню на татарском языке и драил песком котел. Во всем этом была полная гармония мирной, свободной жизни, впервые за долгие годы их ссылки в условиях рабского, каторжного труда. Было настолько радостно и спокойно на душе каждого из повстанцев, что никто из них и не думал о возможной смерти.