Владимир Положенцев - Белая Бестия

За крохотным окном домика железнодорожного смотрителя, а Бекасов не сомневался, что находится именно в нем (рядом пути и паровозная водяная колонка), послышались голоса.

Прыгнул на топчан, закрыл глаза. Дверь скрипнула.

«Я тебе говорил, Тимофей, что нужно слушать Ларнака, с ним не пропадешь». «Поглядим, — ответил Тимофей. — Хитрый ты больно, Ильюха, гляди как бы на свою хитрость тебе не напороться». «Не пугай, еще хуже будет». «Не сомневайся».

Бекасов открыл глаза, изобразил улыбку.

— Принесли вам каши, — сказал без всяких эмоций Тимофей, — товарищ Мокей велел. Говорит, как очнется есть захочет.

Великан поднял котелок с кашей. Запахло вареной кукурузой.

— Будете, что ль?

— Обожди, — сказал Илья. — Пусть глаза-то хоть нормально продерут, все же раненный.

— А-а, — махнул свободной рукой Тимофей, — у меня таких ранений на фронте десяток было. Подумаешь, пуля слегка мясо порвала.

— Да-а, повезло вам, ваше благородь.

— Спасибо, товарищи, — наконец ответил Бекасов. — Умыться бы.

Тимофей помог ротмистру дойти до рукомойника, который был прибит у входной двери. Под ним стояло ржавое ведро.

Не успел как следует сполоснуть лицо, в комнатку вошел Ларнак. Велел Илье и Тимофею удалиться.

— Вижу вы в полном порядке, — весело сказал он.

— Думать и ходить могу, — ответил Бекасов.

— Это главное. Чудом мы спаслись. Я обязан вам жизнью, товарищ Бекас, вы закрыли меня своей грудью, вернее, спиной.

— Полно, товарищ Мокей, — сделал вид, что засмущался ротмистр. Он, разумеется, не собирался выкладывать своей догадки Ларнаку. Сам рано или поздно раскроется. — Пустяки.

— Мы на станции Торговая. Завтра сюда приедет помощник главкома Красной армии Сорокин, — продолжал уже по-деловому комиссар Ларнак. — Ваш приятель Думенко уже здесь. Он, кстати, заходил когда вы спали. Будет военный совет, на который хотят пригласить вас. Так сказал Думенко.

— Зачем?

— Не знаю, — соврал Ларнак. Не сказал, что Бекасов нужен красным, как специалист по химическому оружию.

Лихого казака, помощника главкома Красной армии Северного Кавказа Ивана Лукича Сорокина встречали помпезно, с хлебом солью и оркестром. Думенко расцеловался с ним три раза в обе щеки, крепко стиснул в объятиях.

Сорокин теперь был в силе. Алексея Автономова, командовавшего до Карла Калнина Северокавказской армией и обеспечившего оборону Екатеринодара от Корнилова, за непослушание Троцкому, отозвали в Москву. Творил Алексей Иванович что хотел, никто ему был не указ. Да еще напрочь поругался с гражданской властью Кубано-Черноморской республики, из-за чего затруднилось снабжение армии продовольствием, а часть ее бойцов и вовсе перешла к белым. Положение латыша Калнина тоже, как многие считали, было шатким. И он чем-то не угодил Троцкому. Возможно, тем, что когда возглавлял войско Кубано — Черноморской республики, не смог предотвратить конфликт гражданских властей с Автономным. Такого раздрая и бардака Москве на Дону и Кубани было не надо.

Сорокин же оказался на белом коне в прямом и переносном смысле. Нарком Красной армии Лев Троцкий очень его ценил. Именно Сорокин в марте 1918-го занял Екатеринодар, который без боя оставил генерал Покровский, а затем умело организовал его оборону. По расхожей легенде, именно Сорокин выпустил снаряд из пушки, которым убило командующего Добровольческой армией Лавра Корнилова. Кто ж знает, может так и было. И именно по его приказу тело погибшего генерала от инфантерии было выкопано из могилы, раздето донага, изрублено шашками и провезено на телеге по станицам. Вот, глядите казаки и казачки, что стало с командующим армией, которая нам противостоит — тлен и гадость.

После торжественной встречи красноармейцы встали в большой круг. Вдоль него на лихих конях понеслись Сорокин и Думенко, выделывая на ходу лихие фигуры — то на седло ногами встанут, то через шею жеребцов перелезут, то на коленях задом наперед поскачут. Не командиры, а циркачи. Бойцы хлопали, одобрительно свистели. Вслед за командирами кавалерийские навыки стали показывать обычные казаки.

Думенко и Сорокин с адъютантами и остальной свитой расположились за столом, который был накрыт на берегу реки, под вишнями. Угощали помощника главкома довольно скромно, но обильно — высокими белыми караваями, вареными курами, мамалыгой и кукурузным же самогоном. Он почти ничего не ел, только пил.

— Известен конкретный день начала наступления Деникина? — спросил Сорокин, кроша на стол серый хлеб.

— Из тех бумаг и карт, что удалось добыть товарищу Мокею, следует, что наступление начнется 10 июня, то есть через полторы недели. Удар будет нанесен по станице Егорлыкской, — ответил Думенко.

Помглавкома ухмыльнулся:

— Если белые знают, что их планы у нас, они наверняка перенесут дату и направление удара.

— Откуда им знать? Штаб, как утверждает Мокей, полностью сгорел, никто его там не видел.

— А Мокею можно верить? Может, его завербовала деникинская контрразведка.

— Хм. Пятнадцать человек бежали вместе с ним из плена. Семеро добрались до Торговой. Все утверждают, что товарищ Мокей вел себя как настоящий герой. Убил охранника тюрьмы, потом захватил катер, сам им управлял. Среди бежавших мой старый приятель Петр Бекасов. Они вместе отстреливались из пулемета, положили, как говорят, добрую сотню белых. Кому и чему ж тогда верить?

— Только обстоятельствам, товарищ Думенко. А они для нас довольно неприятные. Растет сочувствие к белым среди казаков. Полно дезертиров, перебежчиков. Деникин платит рядовым 30 рублей в месяц, офицерам 150, мы же кормим бойцов только идеей и не всегда свежей кашей.

Сорокин поднял миску мамалыги, понюхал, бросил её на стол. Каша разлетелась, обдав сидевших рядом адъютантов, бело-желтыми ошметками.

Бойцы притихли.

— Прошу прощения, товарищи, — извинился Сорокин. Выпил полстакана самогонки, следом еще. Вытер ладонью усы, сгреб со стола накрошенный хлеб, забросил себе его в рот. — А что ваш приятель, как его… Бекасов. Он кто, перебежчик? Надоело генералам служить?

— Товарищ Мокей утверждает, что Бекасов оказался в тюрьме белых случайно — шел домой с фронта в Саратовскую губернию, да напоролся на деникинцев. Те предложили записаться в белую армию, а он их послал куда подальше. Ну и схватили. Мы с Петром вместе в госпитале под Варшавой лежали. Его белые при побеге ранили. Но, как бывший военфельдшер 3-го линейного полка, могу сказать, что ранение пустяковое. Главное другое — Бекасов после выписки из госпиталя, служил в химическом подразделении.

— Вот как. То есть, он знает как обращаться с отравой.

— Несомненно.

— Замечательно. Когда еще из Москвы химиков пришлют, а Деникин уже готов к прыжку. Но мы его прыть-то охолоним. Дадим понюхать хлору. Ха-ха. Позовите товарищей Мокея и Бекасова, хочу лично взглянуть на героев.