Бенито Гальдос - Повести о ростовщике Торквемаде

Однако после завтрака Рафаэль не выказал стремления к новому побегу. Он так пал духом и так отяжелел, что покорно последовал за пиротехником в его мастерскую. Кандидо усадил слепого на чурбан, а сам снова взялся за прерванное-занятие — засыпку пороха в гильзы для ракет. Но нескончаемая болтовня, искрящаяся весельем и шумливая, как потешные огни, которые хозяин мастерил, не вывела Рафаэля из угрюмой молчаливости. Он сидел в неподвижной и выжидательной позе сфинкса: упершись локтями в колени и опустив подбородок на ладони, казалось приросшие к его лицу по странному капризу природы. Рассеянно прислушивался он к жужжанию Бальенте, к велеречивым и пространным восхвалениям пиротехнического искусства, не вникая, однако, в слова мастера, задевавшие лишь его слух, но не разум. Неожиданный приход Крус и дона Хосе Доносо вырвал Рафаэля из глубокой задумчивости. До него донесся со двора знакомый голос: «Где же он?» — но он не сделал ни малейшего движения навстречу сестре.

В критические минуты непогрешимое чутье Крус особенно бросалось в глаза. Сеньора тотчас поняла, что ей не следует быть чрезмерно строгой с беглецом. Она обняла и нежно поцеловала брата, а дон Хосе дружески похлопал его по плечу со словами: «Ладно, ладно, Рафаэлито. Я говорил им, что ты не пропадешь… Все это просто шутка… Бедные твои сестры чуть не умерли с горя… Но я их успокаивал, я был уверен, что ничего с тобой не случится».

— Недобрые у тебя шутки, — сказала Крус, подсаживаясь к брату. — Подумай только, держать нас всю ночь в такой тревоге! Но теперь ты снова с нами, все тревол-; нения забыты, и я от всего сердца прощаю тебе эту без рассудную выходку… Бернардина уже накормила тебя, теперь ты должен отдохнуть, бедняжка. Тебе бы поспать немного на своей кровати…

— Мне не нужна кровать, — промолвил Рафаэль сухо. — Я уже проспал ночь на жестком ложе, и оно меня вполне устраивает.

Доносо и Крус решили не прекословить и для виду во всем соглашаться со слепым: потом легче будет уломать его.

— Хорошо, хорошо, — проговорила Крус. — В доказательство того, что я во всем иду тебе навстречу, я не стану возражать против жесткой постелр. Тебе она по вкусу? Отлично! Я на то и живу на свете, чтобы угождать тебе во всем.

— Правильно, — подхватил дон Хосе, прикрывая свою озабоченность ласковыми словами. — Для того мы все и существуем. И наш первый вопрос беглецу: хочет ли он ехать домой в коляске, или пойдет пешком?

— Я… домой? — встрепенулся Рафаэль, словно услышав самое нелепое предложение. Все умолкли. Доносо и Крус переглянулись, и в их глазах читалось: «Не надо настаивать. Будет только хуже».

— Но где же ты хочешь жить, мой мальчик? — произнесла старшая сестра. — Подумай, ведь мы «е можем жить без тебя, я по крайней мере. Если тебе нравится бродить по дорогам, я пойду вместе с тобой.

— Ты, нет… и не думай… Я обойдусь без тебя.

— Полно, полно, — вмешался Доносо. — Если Рафаэль по какой-либо причине, будь то прихоть или серьезные обстоятельства, — я сейчас не собираюсь, да, сеньор, не собираюсь обсуждать их, — если Рафаэль, повторяю, не желает вернуться домой, я предлагаю ему поселиться у меня.

— Благодарен, премного благодарен, сеньор дон Хосе, — ответил в замешательстве слепой. — Благодарю вас за гостеприимство, но не могу принять его… Я был бы слишком докучливым гостем…

— О нет.

— И поверьте… Нигде мне не будет так хорошр, как здесь.

— Здесь!

Снова Крус и Доносо переглянулись, и взгляд обоих выразил одну и ту же мысль. В самом деле, желание слепого остаться в доме Бернардины разрешало временно все трудности и давало возможность спокойно и не торопясь поразмыслить над окончательным решением.

— Ну что ты говоришь! — сказала Крус, скрывая свою радость. — Мой мальчик, здесь!.. Но в конце концов, чтобы ты убедился, как мы тебя любим, я уступлю. Я умею уступать; ты же своим упорством делаешь всех нас несчастными.

— Было бы желание, а договориться всегда можно, — промолвил дон Хосе многозначительно.

— У Берндрдины есть комната, которую можно приспособить под жилье. Мы перевезем сюда твою кровать. Фидела и я по очереди будем навещать тебя. Как видишь, я не упряма, я покладиста и… В этой жизни, тернистой и полной невзгод, нельзя всегда стоять на своем; нужно прислушиваться и к мнению других; думать, будто весь мир создан для тебя одного, — безрассудство… Так и я — что поделаешь! — поняла, что не следует противоречить, раз уж ты так жаждешь жить отдельно от нас… Будь спокоен, мой мальчик, все войдет в свою колею… Не горюй. Будешь и здесь жить по-княжески.

— Нет нужды перевозить сюда обстановку, — сказал Рафаэль, невольно подчиняясь дружескому и ласковому тону старшей сестры. — Разве у Бернардины не найдется складной кровати? А больше мне ничего и не надо.

— Оставь, оставь! Еще что выдумал — жить отшельником. Что за покаяние такое?

— Ведь прислать кровать ничего не стоит, — вставил дон Хосе.

— Ну, как хотите, — заявил слепой с довольным видом. — Здесь дни мои пройдут в прогулках по двору, в беседах с петухом и курами. Кавдидо понемногу научит меня своему ремеслу — это не бог весть какое искусство., Я овладею им и, даже если не приложу рук к делу, смогу давать Кандидо полезные советы: как сочетать световые эффекты, как устраивать букеты, каскады и красивые гирлянды, которые так нравятся почтенной публике. — Вот и прекрасно, — воскликнули в один голос Крус и Доносо, обрадованные столь счастливым расположением духа Рафаэля.

Сеньора и ее верный друг наскоро и незаметно для Рафаэля перебросились несколькими фразами насчет доставки кровати и других домашних вещей. Затем Доносо обнял слепого и распрощался, а Рафаэль вновь погрузился в меланхолию, предполагая, что сестра, оставшись с ним наедине, заговорит о причине всех треволнений.

— Пойдем в дом, — предложила Крус, взяв брата за руку. — Мне как-то не по себе здесь, сеньор Бальенте… Это не от пренебрежения к вашей мастерской, а… не знаю, как можно чувствовать себя спокойно, когда кругом столько пороха. Вдруг, не дай бог, упадет искра…

— Нет, сеньорита, это невозможно…

— Почем знать. При одной мысли об этом я так и даижу себя сгоревшей дотла. Нет уж, пойдем отсюда. Если хочешь, Рафаэль, давай прогуляемся по двору, в тени. День такой чудесный. Поднимайся.

Чего сеньорито дель Агила опасался, то и случилось. Старшая сестра явно намеревалась заговорить с ним о чем-то необыкновенно важном. Какое еще вдохновенное решение своего изворотливого ума преподнесет она ему?

«Что-то будет?» — с трепетом думал слепой: ему не хватало твердости встретиться лицом к лицу с несокрушимой рассудительностью сестры. Крус начала с преувеличенного описания ужасных мук, которые она испытывала последнее время из-за того, что ее любимый Рафаэль противится задуманному браку Фиделы с доном Франсиско.