Гэри Дженнингс - Осень ацтека

Я был рад тому, что благодаря обилию новых впечатлений вчерашняя страшная картина если и не стёрлась полностью из памяти моей тене, то, во всяком случае, потускнела, однако дядюшка, слушая щебетание сестры, только кривился и хмыкал.

Обведя взглядом столовую приюта, я задумался о том, кто из собравшихся здесь людей (если, конечно, таковые тут вообще имелись) смог бы стать моим союзником, присоединиться к моему тайному заговору или хоть чем-то помочь. Вот, например, давешний знакомец Почотль, который сейчас жадно поедал из плошки атоли, вполне может пригодиться мне — хотя бы тем, что, будучи местным, хорошо знает этот город. Разумеется, представить его в качестве воина трудно, но понятно ведь, что если даже дело и дойдёт до того, что потребуются воины, то будет это очень нескоро. Ну а кто ещё хоть на что-то пригоден? В помещении находились и дети, и мужчины (старые, средних лет и молодые), и женщины. Пожалуй, имеет смысл обратить внимание на последних: ведь есть места, куда женщина может пойти, не вызывая подозрений, тогда как для мужчины это невозможно.

— Но соседки рассказывали и о ещё более диковинной ткани, — с упоением делилась мать. — Называется она шёлк, и, как говорят, лёгкая и тонкая, словно паутина, удивительно гладкая на ощупь, но прочная и ноская, словно кожа. Здесь её не делают, а привозят из Старой Испании, где — вот уж воистину трудно поверить — этот шёлк будто бы прядут какие-то черви. Должно быть, мои соседки всё-таки ошиблись и речь идёт о каких-то тварях вроде пауков.

— Ох уж эти женщины, у них на уме одни тряпицы да побрякушки, — пробормотал Миксцин. — Будь Сей Мир населён одними женщинами, белые мужчины могли бы заполучить его за охапку безделушек, им даже не понадобилось бы применять оружие.

— Ну что ты, брат, это не так, — добродушно возразила матушка. — Я питаю не меньшее отвращение к белым людям, чем ты, а оснований для этого у меня даже больше, ведь из-за них я овдовела. Но раз уж испанцы действительно привозят такие диковины... и раз уж мы здесь, где их можно посмотреть...

Миксцин, как и следовало ожидать, взорвался:

— Во имя наимрачнейшей нижней тьмы Миктлана! Послушай, Куикани, неужели ты стала бы торговать с этими презренными захватчиками?

— Нет, что ты! — заверила его сестра и с сугубо женской практичностью добавила: — Какая может быть торговля, раз у нас всё равно нет их монет. Я не собираюсь покупать у испанцев их диковинные ткани, а хочу только посмотреть и потрогать. Я понимаю, что ты стремишься поскорее убраться из этого города, но если мы зайдём на рынок и я поброжу немного среди рядов, это будет на такой уж большой крюк.

Дядюшка, конечно, поупирался и поворчал, но, понимая, что другого случая сестре и правда не представится, в конечном счёте не смог отказать ей в этом маленьком удовольствии.

— Тогда, если уж тебе так охота побездельничать да потолкаться на рынке, давал отправимся в путь сейчас же, не мешкая. До свидания, Тенамакстли. — Он похлопал меня по плечу. — Хоть затея твоя и дурацкая, я желаю тебе успеха. А ещё больше желаю, чтобы ты поскорее вернулся домой.

Прощание с тене заняло больше времени и было более прочувствованным — с объятиями, поцелуями, слезами и наставлениями беречь здоровье, хорошо питаться, остерегаться непредсказуемых белых людей и особенно не иметь дела с белыми женщинами. Потом мама с дядюшкой направились к северному концу города, где находился самый большой и самый оживлённый рынок, а я вернулся на ту самую площадь, где вчера сожгли моего отца. Я отправился туда в одиночестве, но не с пустыми руками. При выходе из странноприимного дома Сан-Хосе мне попался на глаза пустой сосуд, который вроде бы никому не был нужен. Недолго думая, я поднял его на плечо, как будто нёс воду или атоли для работавших где-нибудь неподалёку строителей, и медленно, делая вид, что горшок тяжёлый, зашагал по городу. С одной стороны, это была неплохая маскировка: мне казалось, что именно так должен двигаться исполняющий постылую, низкооплачиваемую работу подёнщик, с другой же — давало возможность присматриваться на ходу ко всему, что меня окружало.

Накануне я разинув рот таращился на город Мехико вообще, воспринимая его скорее как единое целое. Каждый, если можно так выразиться, «глоток глаз» целиком вбирал в себя его широкие, длинные улицы, вдоль которых выстроились огромные, странной архитектуры здания; облицованные камнем или оштукатуренные фасады их украшала вычурная, сложная, но, на мой взгляд, лишённая смысла отделка: так лишены смысла узоры, коими украшают каймы своих накидок иные наши щёголи. А заодно я рассматривал и гораздо более узкие боковые улочки, где здания были меньше, теснились впритык и не были так причудливо декорированы.

А вот сегодня я уже сосредоточился на деталях и через некоторое время уразумел, что многие впечатляющие строения, выходившие на широкие улицы и просторные площади, представляли собой вовсе не дворцы, а рабочие помещения для правителей Новой Испании и их бесчисленных подчинённых — советников, писцов и тому подобных служителей. Не ускользнуло от моего внимания и то, что среди многих мужчин в испанском платье, которые заходили и выходили из этих зданий, держа в руках книги, стопки бумаг, свитки или просто с необычайно важным видом — исполненные осознания собственной значимости, — так вот, среди них попадались и мои соотечественники: с таким же смуглым цветом кожи и такие же безбородые, как и я. В других больших зданиях явно жили высокопоставленные жрецы кристанйотль вместе со своими многочисленными подчинёнными и прихлебателями. Должен заметить, что среди этих жреческих служителей, облачённых в чёрные долгополые одежды и с нарочито постными, деланно благодушными лицами, тоже встречалось немало людей с медным цветом кожи. А вот где моих соплеменников совсем не было, так это возле штабов и казарм, среди одетых в мундиры или сверкающие металлические доспехи вооружённых воинов. В нескольких действительно величественных и роскошно отделанных зданиях, настоящих дворцах, явно обитали самые высшие церковные, правительственные и военные сановники. У ворот этих домов стояли на страже бдительные часовые, обычно державшие на поводке одного из свирепых боевых псов.

Я видел в Мехико и других собак, различных пород и размеров: от огромных до совсем небольших, — и мне было трудно поверить, что все эти столь разнообразные животные состоят в родстве с маленькими, не умеющими лаять собачками течичи, которых мы, жители Сего Мира, веками разводили на мясо — очень удобно где-нибудь в походе: всегда есть пища.

Собственно говоря, как раз течичи в городе Мехико встретить было невозможно, потому что местные жители уже успели приохотиться к свинине, сами же испанцы по какой-то причине относились к собачьему мясу с отвращением. Зато они привезли с собой других животных, которые, когда я увидел их впервые, весьма меня удивили, ибо обличьем своим более всего походили на самых свирепых наших хищников — ягуара, кугуара и оцелота. Назывались эти удивительные звери кошками и, сильно уступая в размерах обитателям наших лесов, были совершенно домашними и очень ласковыми. Вместо рычания или рёва они издавали мягкие звуки и умели урчать, очень похоже на наших кугуаров, но не так басовито.