Гэри Дженнингс - Осень ацтека

Наконец в Ацтлан, в ставшей уже привычной белой накидке и с возвещающей о горестях причёской, прибыл скороход, который поведал, что кастильтеки, белые люди, вступили в сам Теночтитлан. Причём допущены они туда были, — трудно поверить! — по личному приглашению некогда могущественного, но теперь утратившего волю Чтимого Глашатая Мотекусомы. Мало того, эти пришельцы не просто прошли через город и продолжили путь на запад, но заняли его и, похоже, всерьёз вознамерились там обосноваться.

Поначалу один из дядюшкиных советников, — я имею в виду уже упоминавшегося здесь жреца бога Уицилопочтли — несколько успокоился, поняв, что раз о возвращении Кецалькоатля речи больше не идёт, то его собственному положению, стало быть, ничто не угрожает. Однако очень скоро его страхи вернулись и во много раз усилились, ибо тот самый последний скороход сообщил:

— В каждом городе и в каждой деревне, попадавшихся им на пути в Теночтитлан, эти свирепые кастильтеки уничтожали любой храм-теокальтин, разрушали каждую пирамиду-тламанакали, низвергали и уничтожали все до единой статуи наших богов и богинь. Вместо них пришельцы воздвигли примитивные деревянные изображения жеманно улыбающейся белой женщины, держащей на руках белого младенца. По словам чужеземцев, именно почитание смертной женщины, родившей божественное дитя, и является основой их малопонятной веры, именуемой кристанйотль.

Услышав всё это, наш бедолага жрец снова принялся в отчаянии ломать руки. Похоже, ему так и так предстояло лишиться почестей и сана, причём, что и вовсе обидно, его положению угрожал не действительно почитаемый бог, вернувшийся в свои владения после долгого отсутствия, но какая-то новая, непонятная, чужеземная религия, предписывающая поклоняться обычной женщине и, смешно сказать, безмозглому новорождённому младенцу!

Тот гонец оказался последним, прибывшим к нам из Теночтитлана или откуда бы то ни было во владениях мешикатль, и доставившим новости, которые мы могли считать заслуживающими доверия. Впоследствии мы вынуждены были довольствоваться лишь слухами, распространявшимися от одного поселения к другому, которые в конечном счёте доходили до нас с каким-нибудь путешественником, забредавшим в Ацтлан по суше, или заплывавшим, двигаясь вдоль морского побережья на каноэ-акали. Из услышанных рассказов нам приходилось отсеивать сведения вовсе уж невозможные и невероятные — истории о чудесах, знамениях, предсказаниях прорицателей и жрецов, а заодно и нелепые преувеличения, порождённые невежеством простого народа, — но даже в очищенном от всей этой чепухи виде услышанное изумляло и устрашало.

С течением времени до нас стали доходить слухи (и, сколь бы невероятными они ни казались, мы не имели основания их отвергать), что Мотекусома якобы пал от рук кастильтеков; что два сменивших его на недолгий срок Чтимых Глашатая тоже мертвы; что весь город Теночтитлан — дома, дворцы, храмы, рынки, даже колоссальную импак тламанкали, Великую Пирамиду, — чужестранцы сровняли с землёй, превратив даже не в развалины, а в кучу мусора; что все земли мешикатль, равно как и плативших им дань народов, перешли под власть кастильтеков; и что плавучие дома, во всё большем и большем числе, прибывают из-за Восточного моря, изрыгая всё новых и новых белых воинов, расходящихся на север, на запад и на юг — для покорения всё более дальних народов и земель. По слухам, куда бы ни направлялись кастильтеки, им даже почти не приходилось пускать в ход своё смертоносное оружие.

— Должно быть, — предположил один из разносчиков слухов, — всё это творят их проклятые боги. Та белая женщина и ребёнок, чтоб им провалиться в Миктлан! Они насылают на целые народы невиданные болезни, поражающее всех, кроме белых людей.

— И недуги эти ужасны, — рассказывал другой странник. — Я слышал, что кожа человека покрывается страшными язвами и нарывами и он терпит столь невыносимые муки, что молит о смерти как об избавлении.

— Наш народ вымирает под корень, — вторил этому рассказчику другой, — в то время как белых, похоже, никакая зараза не берёт. Наверняка всё дело тут в злых чарах проклятой белой богини и её божка, не иначе!

Рассказывали нам и о том, что всех уцелевших и хоть немного способных к труду жителей Теночтитлана, независимо от пола и возраста, заставили, словно рабов, трудиться на восстановлении города. Они разбирали развалины, чтобы использовать камень для сооружения новых зданий. По указанию новых правителей город стал именоваться Мехико. Он всё ещё оставался столицей, однако уже не Сего Мира, а страны, названной завоевателями Новой Испанией, и видом своим, как рассказывали побывавшие в нём, уже совершенно не напоминал былое Сердце Сего Мира. По указке белых зодчих там возводились причудливые строения, которые, видимо, должны были напоминать кастильтекам об их оставшейся неведомо где за морем Старой Испании.

Когда наконец до Ацтлана дошла весть о том, что белые люди с оружием в руках вторглись во владения отоми и пуремпеча, мы решили, что очень скоро эти мародёры вломятся, если можно так выразиться, и в наши двери, ибо северная граница земли пуремпеча под названием Мичоакан проходила на расстоянии всего лишь девяноста долгих прогонов от Ацтлана. Однако пуремпеча оказали захватчикам столь яростное сопротивление, что те застряли в Мичоакане на долгие годы. Народ отоми, напротив, не сопротивлялся вовсе, позволив чужеземцев прибрать к рукам всю страну, а заодно и всё, что в ней имелось. Другое дело, что в глазах алчных, ненасытных кастильтеков земля эта, как и все остальные, примыкавшие к Мичоакану с севера, ничего не стоила. То была засушливая, негостеприимная пустыня, которую мы называли Краем Мёртвых Костей.

Уткнувшись в эту бесплодную, безжизненную землю, прозванную ими Великим Лысым Пятном, белые люди вынуждены были остановить своё продвижение, так что северная граница их Новой Испании протянулась от озера Чапалан на западе до Восточного моря. Там она проходит и поныне. Насколько далеко расширились владения белых людей на юг, мне неизвестно. Правда, я знаю, что отряды кастильтеков покорили принадлежавшие ранее майя земли Юлуумиль Кутц и Куаутемалан и, обосновавшись там, продвинулись ещё дальше на юг, в знойные Жаркие Земли.

В прежние времена мешикатль вели торговлю с этими землями, но даже они, в пору наивысшего своего могущества, не выказывали особого желания поселиться там или присоединить их к своим владениям.

В то время, когда происходили столь лаконично описанные мною эпохальные события, моя собственная жизнь протекала куда как более обычно и предсказуемо. В тот день, когда мне исполнилось семь лет, меня отвели к сморщенному, иссохшему старому прорицателю-тональпокуи, дабы тот, сверившись с книгой предзнаменований тональматль и учтя все добрые и дурные предзнаменования, сопутствовавшие моему рождению, нарёк меня именем, которое уже останется на всю жизнь. Первое имя, Чиуаке-Ксочитль, или Шестой Цветок, разумеется, просто указывало надень моего появления на свет. В качестве же второго моего имени провидец избрал соответствовавшее, по его словам, «добрым знамениям» имя — Теотль-Тенамакстли, что обозначает «Облечённый Крепостью Камня».