Гэри Дженнингс - Осень ацтека

Я говорю «непристойных и скандальных» вовсе не потому, что сам представлял собой образец целомудрия и скромности. Однако в целом наши народы — ацтеки и мешикатль, — как и многие другие, по части плотских отношений были достаточно щепетильны. В отличие от христиан, у нас не имелось на этот счёт письменных законов, правил и запретов, но, согласно обычаям, некоторые действия считались просто недопустимыми.

Супружеская измена, инцест, беспорядочный групповой блуд (за исключением некоторых церемоний в честь богов плодородия), зачатие вне брака, насилие (кроме совершаемого воинами на вражеских территориях), совращение несовершеннолетних, акт куилонйотль между мужчинами и патлачуиа между женщинами, — всё это запрещалось. Хотя мы, в отличие от христиан, признавали, что у любого человека могут существовать некие врождённые отклонения, а также, что любой нормальный человек, обуреваемый вожделением, способен выйти за пределы дозволенного, однако свободы в таких вопросах у нас не было. Если обнаруживалось что-то из вышеперечисленного, все порядочные люди по меньшей мере сторонились виновного (или виновных). В зависимости от тяжести проступка те могли быть сосланы, подвергнуты телесному наказанию или даже удушены «цветочной гирляндой».

Однако, как объясняли мне, сопровождая это непристойными шутками, пожилые пуремпеча, обычаи Мичоакана были совсем другими. Столь снисходительными, что дальше некуда. У пуремпеча не осуждался и допускался любой, какой только можно себе вообразить, способ плотского совокупления, лишь бы обе стороны (или все, в случае группового соития) были на то согласны. Или же хотя бы не протестовали, как в случае с животными, близость с которыми была в Мичоакане обычным делом и для мужчин, и для женщин, имевших склонность к такого рода утехам. Правда, по словам стариков, в прежние времена из всех местных животных нужным требованиям полностью соответствовали только олени. Совокупление с оленем или оленихой считалось всеми, и особенно жрецами, не просто удовольствием, но достойным похвалы благочестивым религиозным актом, ибо, по представлениям пуремпеча, олень является земным воплощением бога Солнца. Однако с приходом испанцев многие местные женщины и уцелевшие юноши стали вовсю использовать в тех же целях животных, завезённых белыми людьми: коз и козлов, овец и баранов, ослиц и ослов.

В общем, у меня не имелось никаких предубеждений на этот счёт, и если кто-то из многочисленных женщин, встреченных мной в Мичоакане, ранее заменял своих исчезнувших мужчин животными, то с моим появлением они были счастливы отказаться от этих своих «партнёров» ради меня. Поскольку женщин и девушек, домогавшихся моего внимания, было великое множество, то повсюду, где я странствовал по земле пуремпеча, у меня имелась возможность выбирать самых привлекательных, чем я с удовольствием и пользовался. Правда, признаюсь: поначалу мне было не так-то просто привыкнуть к лысым женщинам. Порой, особенно когда дело касалось самых юных, я даже путал девочек с мальчиками, поскольку представители обоих полов у пуремпеча одеваются почти одинаково. Однако со временем я настолько привык к безволосым головам, что стал относиться к этому почти как сами местные жители и даже понял, что природная красота лиц некоторых женщин отсутствием причёсок не только не уменьшается, но, напротив, подчёркивается. Кроме того, отказавшись от своих локонов, они остались пылкими, страстными и воистину женственными.

Только однажды я попал в Мичоакане впросак, каковую промашку следует отнести на счёт чапари — напитка, который пуремпеча делают из мёда местных диких чёрных пчёл и который пьянит гораздо сильнее, чем даже испанские вина. Мне случилось остановиться на ночь на постоялом дворе, другими постояльцами которого были пожилой почтека и почти такой же старый гонец. Содержала заведение лысая женщина с тремя такими же лысыми помощницами, не иначе как её дочерьми. Потягивая на протяжении всего вечера восхитительного вкуса чапари, я нализался так основательно, что самой маленькой и миловидной служанке пришлось отвести меня в мою каморку, раздеть и уложить в постель. Потом она, без каких-либо просьб с моей стороны, занялась моим тепули, доставив мне то восхитительное наслаждение, которое я впервые испытал в свой день рождения с ауаниме в Ацтлане, а потом много раз и с двоюродной сестрой Амейатль и с другими женщинами. Как бы ни был мужчина пьян, это действо всё равно повергает его в блаженство.

Насладившись в полной мере, я попросил служанку раздеться, дабы в знак благодарности отнестись с тем же вниманием к её ксакапили. Однако стоило мне коснуться этого органа губами, как я, даже будучи пьян и плохо соображая, понял, что для ксакапили он слишком велик. Он выскочил у меня изо рта вовсе не от отвращения, но потому, что, поняв свою ошибку, я не мог не рассмеяться. Красивый мальчик обиделся и отпрянул, и его тепули опал, сделавшись и вправду похожим на ксакапили. Это зрелище вдохновило меня на кое-какие пьяные опыты, так что я снова поманил его к себе. Когда мальчик наконец собрался уходить, я, в хмельном великодушии, подарил ему монету мараведи, после чего провалился в пьяный сон. Пробуждение было отмечено ужасной (такой, что, казалось, голова раскалывается на части) головной болью и лишь весьма смутными воспоминаниями о том, что же проделывали мы с тем парнишкой.

Принимая во внимание обилие в Мичоакане доступных женщин и девушек (не говоря уже о юношах и домашних животных), мне вовсе не было нужды впредь напиваться так сильно, чтобы проводить дальнейшие опыты. И без того земля эта поражала таким изобилием благ и даров, что можно было вообразить, будто меня, прежде срока и во плоти, перенесли в Тонатиукан или в один из других загробных миров вечного блаженства. Кроме безграничной вседозволенности в области плотских отношений Мичоакан предлагал также исключительное изобилие и разнообразие еды и напитков. Не говоря уж о вкуснейшей озёрной и речной рыбке, какую невозможно было раздобыть ни в каком другом месте, здесь угощали яйцами в изобилии водившихся у побережья морских черепах и черепашьими супами, запечёнными в глине перепелами и жареными колибри, дивным чоколатль с ароматом ванили и, конечно, несравненным чапари. Даже сам облик того края — пологие холмы, покрытые россыпью цветов, искрящиеся речушки и хрустальные озёра, изобильные плодами сады и крестьянские поля в окружении сине-зелёных гор — служил настоящим пиршеством для взора. Да, человек молодой, здоровый и энергичный не мог не почувствовать искушения остаться в Мичоакане навсегда. Не исключено, что я поступил бы именно так, когда бы не моя клятва и моя цель.