Уинстон Грэхем - Демельза [litres]

К восьми вечера следующего дня вода сильно поднялась, но главная жила оставалась незатопленной. Марк Дэниэл послал одного из шахтеров сообщить об обстановке тем, кто собирался их сменить.

А наверху темный промозглый вечер, словно мороком, накрыл пустующие строения шахты. Обычно в пересменок в сараях дюжинами переодевались шахтеры, в окнах подъемников горел свет, механики рассказывали новости, каждый был готов помочь товарищу. Теперь здесь не было света, если не считать двух фонарей, не чувствовалось теплоты, шахтеры не разговаривали, только изредка перебрасывались парой слов.

Переодевшись, они запалили свечи, потушили фонари и, тяжело ступая, пошли к лестницам. Ник Вайгус и Фред Мартин, Джон и Уилл Нэнфаны, Эд Бартл и еще шестнадцать мужчин.

К четырем утра часть жилы подтопило. Шахтеры работали, стоя в воде, а позади них, в провалах, уже образовались целые озера. Но вокруг был целик, и, если что, они могли выбраться через восточный штрек. Ник Вайгус первым поднялся наверх, чтобы описать сменщикам ситуацию. Посовещавшись, Заки Мартин со товарищи прикинули, что у них есть еще несколько часов, и решили спуститься.

В семь обвал из камней и обломков породы, которые посыпались в один из заполненных водой провалов, заставил их остановить работу. Еще час они переносили корзины с рудой к стене тоннеля, где их можно было закрепить веревкой и протащить по выработанной жиле к восточному штреку. Потом шахтеры поднялись на несколько футов, сели и стали наблюдать за тем, как вода постепенно заполняет продолговатую пещеру, которая на протяжении нескольких последних месяцев была местом их работы.

Один за другим, пробираясь по старым выработкам, они вышли наружу. Заки уходил последним. Он присел на край «слепой» шахты, раскурил трубку и смотрел на воду, которая прибывала так медленно, что со стороны казалось, будто уровень ее не меняется. Так он просидел около часа: курил, почесывал подбородок и то и дело сплевывал. Его глаза при свете закрепленной на шляпе свечи были задумчивыми и спокойными.

Пройдет еще несколько недель, прежде чем шахту затопит целиком. Но шестидесятый уровень уже потерян, а он был самым лучшим.

Заки встал, вздохнул и начал выбираться из шахты вслед за своими товарищами, мимо брошенных лебедок, сломанных лестниц и отвалов пустой породы. Верхний уровень шахты представлял собой запутанную систему петляющих и разбегающихся в разные стороны тоннелей. Это были выработки, где когда-то шахтеры пытались найти новую жилу. Большинство выработок заканчивалось тупиком. Были здесь и «слепые» шахты – настоящие ловушки для тех, кто зазевается, и огромные пещеры с просачивающейся с потолка водой. Наконец Заки вышел к основной шахте на тридцатом уровне. С киркой и лопатой на плече он начал свой последний подъем из шахты. От одной площадки к другой, от одной к другой, медленно, словно вдруг превратился в дряхлого старика. И снова его поразила непроницаемая тишина вокруг.

Выбравшись на поверхность, Заки обнаружил, что день, который едва брезжил, когда он спускался в шахту, заволокло туманом. Туман накрыл всю округу, и разглядеть что-то можно было только на расстоянии вытянутой руки.

Все уже разошлись по домам. Братья Карноу остановили водяной насос. Возле восточной шахты возвышались груды мокрой руды, которую они поднимали два последних дня. Позже добычу оценят, но сейчас ни у кого не было желания этим заниматься. Даже знакомой фигуры казначея нигде не было видно.

Передохнув минуту-две, Заки подобрал с земли лопату с киркой и побрел в сторону дома. Возле подъемника он наткнулся на Пола Дэниэла.

– Вот, решил на всякий случай тебя дождаться, – словно бы извиняясь, сказал тот. – Больно уж сильно ты от нас отстал.

– Да, – ответил Заки, – хотел оглядеться на прощание.

И они вместе пошли по направлению к Меллину, а в тумане у них за спиной осталась теперь уже совершенно опустевшая шахта. Безлюдье и тишина сырого безветренного дня, словно морок, накрыли землю. Больше не было слышно скрипа грубых башмаков на булыжной дорожке между зданиями конторы и сарая-раздевалки. Никто не кричал с подъемника и не перешучивался в штреках. Не было женщин, которые обычно собирались у подъемника, чтобы набрать горячей воды для стирки. Девушки, работающие при шахте, и дробильщики не болтали между собой на промывочных платформах. Все вроде пока оставалось на своих местах, но не было движения. Грамблер продолжал существовать, однако жизнь ушла, а вода очень медленно заполняла все возникшие в его «организме» пещеры и переходы.

Шахта затихла, и день тоже притих, только где-то в тумане все кричала и кричала белая чайка.

В пятницу, третьего апреля одна тысяча семьсот восемьдесят девятого года, в обеденном зале на втором этаже таверны «Красный лев» состоялись торги. Зал с низким потолком и обшитыми панелями стенами уже подготовили к обеду, который традиционно следовал за торгами.

Тридцать мужчин заняли кресла за длинным столом на деревянном помосте возле окна. Восемь из них – представители медных компаний, остальные – управляющие или казначеи шахт, предлагавших руду. По традиции кресло председателя торгов занимал управляющий шахты, выставившей самый крупный лот. В этот раз председательствовал Ричард Тонкин.

Он занял место во главе стола, перед ним лежала стопка заявок, а по обе руки от него расположились представители шахт и плавильных компаний. Раньше, бывало, и те и другие обменивались добродушными шутками, но времена благоденствия прошли, и на сегодняшних торгах все сидели с мрачными лицами. Медь – конечный продукт – торговалась по пятьдесят фунтов за тонну.

Когда пробило час, Тонкин встал и откашлялся:

– Джентльмены, объявляю аукцион открытым. Есть ли другие предложения? Нет? Очень хорошо. Первой на торги выставляется партия руды с шахты Уил-Бизи.

С помощью двух контролеров Тонкин вскрыл первый лот заявок. Кто-то зашаркал ногами под столом, казначей Уил-Бизи достал из кармана записную книжку.

Спустя минуту Тонкин посмотрел на собравшихся и объявил:

– Руда с Уил-Бизи уходит «Карнморской медной компании» по шесть фунтов семнадцать шиллингов и шесть пенсов за тонну.

На секунду за столом воцарилось молчание. Пара-тройка мужчин огляделись по сторонам. Росс заметил, что один из агентов нахмурился, а другой пробормотал что-то себе под нос.

– Рудник Тресавен, – продолжил Тонкин. – Шестьдесят тонн.

Он открыл вторую шкатулку с заявками. Последовала еще одна консультация с контролерами, параллельно в журнал вносились суммы заявок.

Председатель откашлялся.

– Руда с Тресавена уходит «Карнморской медной компании» по шесть фунтов семь шиллингов за тонну.