Уинстон Грэхем - Демельза [litres]

– Ох уж этот твой Пол… – презрительно скривилась Керен. – А вот чем Заки Мартин занимается, хотела бы я знать? Он ведь на капитана Полдарка работает, да? Готова поспорить, уж он не горбатится на шахте за несколько шиллингов в неделю. Вот ведь умеют люди устраиваться! Заки разъезжает туда-сюда по всей округе. У него и пони теперь есть. А тебе почему не могут дать такую работу?

– Заки образованный, не то что я, – вздохнул Марк. – Его отец в свое время арендовал несколько акров земли и послал сына в школу. Заки проучился до девяти лет. Все знают, что он на голову выше остальных.

– За себя говори, – резко оборвала мужа Керен и встала из-за стола. – Нет ничего сложного в том, чтобы научиться читать и писать. Любой сможет, если голова на плечах есть. Заки просто кажется умным на общем фоне, потому что вы все – лентяи и невежи.

– А я за себя и говорю, – тихо ответил Марк. – И что ты другая, я тоже понимаю. Ты умнее Заки и всех остальных. А то, что наши ребята грамоте не учились, так это не обязательно из-за лени. В школе-то мальцам легче писать научиться, чем когда ты уже подрос и никто тебе не подскажет что да как. Я в шесть лет уже руду на шахте промывал. Когда домой приходил, мне не до грамоты было. С тех пор так и работаю как заведенный. Только в праздники и отдыхаю. Может, конечно, и стоило поучиться, вместо того чтобы с парнями драться. Но так уж жизнь сложилась. И ты не можешь назвать меня бездельником.

Керен сморщила носик:

– Никто и не говорит, что ты лентяй. Просто ты надрываешься в шахте, а получаешь за это гроши. Посмотри, вон даже Вайгусы живут лучше нас. А ведь Ник вообще без работы сидит.

– Ник Вайгус – скользкий тип. Это из-за него молодой Джим Картер в тюрьму загремел. Ты же не хочешь, чтобы я браконьерствовал или целыми днями мешал ядовитое пойло и выдавал его за джин?

– Я просто хочу, чтобы ты больше зарабатывал, – уже тише сказала Керен.

Она подошла к двери и посмотрела на противоположную сторону долины.

Марк закончил обедать.

– Ты почти ничего не съела, – заметил он. – Так у тебя совсем сил не останется.

– Сил у меня хватает, – рассеянно отозвалась Керен.

– И потом – выбрасывать еду неправильно.

– Да? Ну тогда сам доешь.

Марк подумал немного, а потом сгреб остатки пирога в металлическую миску:

– Пусть на завтра останется.

Керен посмотрела на север и увидела, что с холма начинают спускаться несколько человек.

– Тебе пора, – нетерпеливо сказала она.

Марк надел тяжелые ботинки и куртку из грубого сукна. Керен молча наблюдала. Муж подошел к двери – она вышла его проводить.

Марк посмотрел на жену. Солнечный свет играл на ее светлых кудрях, она отвела свои темные неземные глаза в сторону.

– Не сердись на меня, Керен, – с нежностью в голосе произнес Марк. – И ничего не бойся. Жизнь непременно наладится. Худые времена закончатся, и мы снова встанем на ноги.

Он наклонился, поцеловал жену в шею и немного напряженной походкой зашагал в сторону шахты.

Керен проводила мужа взглядом.

«Да уж, жизнь непременно наладится, – подумала она. – Только вот что это будет за жизнь? Говоришь, мы снова встанем на ноги? Но для чего? Чтобы ты каждый день ходил на свою шахту, зарабатывал то на шиллинг больше, то на шиллинг меньше и так пока не состаришься или не станешь калекой, как те старики за холмом? Тогда ты целыми днями, как и они, будешь сидеть дома, а я, чтобы свести концы с концами, наймусь к Полдаркам нянчиться с их детьми и выполнять всю грязную работу по дому».

Вот и все, на что Керен могла рассчитывать. И это еще в лучшем случае. Какой же дурой она была, когда решила, что сможет его изменить. Марк не хотел меняться. Он родился и вырос среди шахтеров и видит смысл своей жизни в том, чтобы добывать медь или олово. Да, Марк – трудяга и мастер на все руки, но у него нет ни знаний, чтобы занять более высокое положение на шахте, ни желания это сделать. Теперь Керен прекрасно все понимала. В силу своего характера он жил, как привязанный к колышку козел, и питался только тем, что было у него под носом. И она сама тоже добровольно привязала себя к этому колышку до конца своих дней…

Слезы навернулись на глаза. Керен вернулась в дом. Всю зиму Марк много работал, чтобы обустроить его, но Керен ничего не замечала. Она сразу направилась в спальню и сменила простенькое платье из хлопка на вызывающее, алое с зеленым ремешком. И начала расчесывать волосы.

За десять минут она успела умыться, напудриться, расчесать до блеска волосы. Оставалось надеть театральные сандалии – и она готова.

Керен выскользнула из дома и бегом спустилась с холма к устью пересохшего ручья, а потом быстро вскарабкалась по противоположному склону и побежала в небольшой лесок.

Очень скоро, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, она стояла на пороге домика привратника.

Дверь ей открыл Дуайт Энис.

Как ни старался молодой доктор вести себя сдержанно, что-то промелькнуло в его глазах, когда он увидел Керен. А она стояла, спрятав руки за спину, и ветер развевал ее темные волосы.

– Керен, что привело вас сюда в такой час?

Она оглянулась через плечо:

– Можно войти, пока меня старухи не приметили и не начали распускать слухи?

Дуайт поколебался немного и открыл дверь шире.

– Боуна нет, – сказал он.

– Я знаю, видела, как он утром уходил.

– Керен, ваша репутация может серьезно пострадать.

Она первой прошла в темный коридор и подождала, пока Энис откроет дверь в гостиную.

– Сколько к вам захожу, с каждым разом становится все уютнее, – заметила Керен.

Комната была вытянутой и узкой, с тремя готическими окнами, которые смотрели в сторону холмов и Мингуса. Это помещение выглядело не таким мрачным и средневековым, как остальные части дома, поэтому доктор и сделал его своей гостиной. Он расставил в комнате несколько старинных кресел и пару книжных шкафов, а на пол постелил добротный турецкий ковер. К тому же только здесь имелся хороший камин, и как раз сейчас в нем пылал огонь, поскольку Энис готовил себе поесть.

– А Боун когда вернется? – поинтересовалась Керен.

– О, не скоро. Он отправился проведать отца, вроде бы с тем что-то приключилось. Но как вы узнали, что он ушел?

– Просто смотрела в окошко и заметила.

Дуайт наблюдал за тем, как Керен опускается перед камином на колени.

Она оторвала его от чтения. Эта женщина пришла к нему уже не в первый раз и даже не в пятый, хотя рука у нее давно зажила. Дуайт испытывал в связи с этим весьма противоречивые чувства. С одной стороны, он был недоволен и возмущен, а с другой – совсем даже нет. Доктор смотрел на грациозный, словно натянутый лук, изгиб ее спины. Казалось, она в любую секунду может вздрогнуть и распрямиться. Оценил по достоинству лебединую шею и яркое платье. В этом платье она ему особенно нравилась. (И Дуайт подозревал, что Керен об этом известно.) Но прийти сегодня, вот так, открыто…