Ирина Корженевская - Девочка-Царцаха

Сын Нормая поспешил в хурул 19 19 Буддийский монастырь. позвать гелюнга; только гелюнг мог определить, какой человек в их хотоне может без вреда для себя и для мертвого приготовить его к благочестивому погребению.

Гелюнг спросил, в котором часу и в какой позе умер Нормай, а также, в каком году родился. Полистав священные книги, гелюнг сообщил, что приготовить Нормая к погребению может только его ровесник или близкий по возрасту человек; значит, нужно узнать в хотоне, кто родился в год лошади, змеи или овцы. Умерший в час змеи может быть вынесен из кибитки только в час свиньи, а погребение должно быть совершено на южной стороне хотона, потому что Нормай родился в год лошади. Хоронить же Нормая нужно в дереве.

Три столетия назад предки калмыков выполняли предписания гелюнгов в точности, потому что кочевали в таких местах, где были все стихии, предусмотренные законами Будды. Там покойников и закапывали в землю, и жгли или спускали в реку, замуровывали в дуплах или помещали на качели. Другое дело здесь, в калмыцкой степи, где кроме песка, полыни и жестокой нищеты ничего не было. Поэтому, что бы там ни говорил гелюнг, всех мертвецов выносили в степь, где их укладывали прямо на землю. Здесь на них воздействовали солнце, воздух и земля, о деревьях же и воде говорить нечего! Должен же был Будда видеть, что в степи их нет.

Ровесник Нормая был найден и тотчас приступил к выполнению священного обряда. За это он — «буянчи», человек, делающий доброе дело, не ждал никакого вознаграждения. Он подготовил Нормая к загробному путешествию со всей добросовестностью: обмыл его, закутал в полотно и уложил на правый бок. Правая рука Нормая, по правилу, лежала под его правой щекой, безымянный палец — в правой ноздре, правая нога вытянута, а левая согнута в колене. В такой позе умер сам Шигемуни. Буянчи этого, конечно, не знал; не знал этого и сам гелюнг. Он ведь не мог читать книгу, которую перелистывал: она была написана на незнакомом ему тибетском языке.

Пока буянчи совершал печальный обряд, гелюнг сидел в соседней кибитке и день и ночь читал «Юлюзей дабхур» — погребальные молитвы, а на следующее утро, определив по палочкам и солнцу час свиньи, проводил Нормая в степь.

Дерева в степи не было, и около Нормая положили обломок деревянной чашки. Затем все вернулись в хотон, и гелюнг в присутствии всех граждан совершил в кибитке умершего охранительные и очистительные обряды.

Уходя восвояси, он не забыл напомнить родственникам Нормая, что на третий день и седьмой день полагается совершить поминки и для спасения души умершего нужно поскорее сдать в хурул хотя бы один полушубок.

Нормай недолго сохранял позу Шигемуни. Очень скоро к нему прилетели вороны и коршуны...

Харгункиновский председатель Ибель Сарамбаев, молчаливый, пожилой калмык, предупрежденный Ксенией через ямщика несколько дней назад, ожидал ее в среду. Как только она приехала, они тотчас отправились на обследование южной части аймака, а северо-западную решили осмотреть на следующий день, по пути Ксении в Сонринг.

Зараженность на юге оказалась незначительной, но председатель аймака серьезно обеспокоился, увидев саранчовые кубышки. На обратном пути он все покачивал головой и спрашивал, что теперь делать. Он никогда не предполагал, что эта зараза сохраняется в земле, а думал, что саранча прилетает из чужих краев.

Председатель хорошо говорил по-русски. Ксения объяснила ему, что по плану его аймак не подлежит обработке, но сейчас же, как только она вернется в Булг-Айсту, напишет в область и, наверное, им дадут какие-нибудь дополнительные средства, чтобы очистить и Харгункины.

— Ты не беспокойся, времени у нас еще достаточно. Когда я получу ответ, сразу тебе сообщу.

Она хотела еще что-то сказать, но ветер донес до них такой смрад, что она закрыла лицо руками.

— Ой! Что это?

— Сколько раз я говорил, чтобы покойника никогда на степь не бросал!— воскликнул председатель,— Никак не хотят слушать-

ся! Потому что гелюнг учит так хоронить!— Председатель показал кнутом в сторону,— Вот когда хотон рядом с хурулом стоит, нам очень трудно народ учить... Давай, пожалуйста, ненадолго в хотон едем, там я немножко-немножко шуметь буду.

В хотоне председатель собрал граждан и настоял на том, чтобы сейчас же, при нем, Нормай был зарыт.

— Если еще раз такой будет,— сказал он,— я штрафовать буду. Скоро десять лет, как советская власть, а вы все еще гелюнгов слушаете. Еще я узнаю, чем он лечил Нормая. Наверное, опять сулему давал! Ну, кто пойдет закапывать?

Опять пришлось идти буянчи. Ведь прикасаться к мертвому было опасно. Но один буянчи не мог справиться с трупом и председатель назначил сам еще двух комсомольцев. Они не очень-то обрадовались такому поручению, но ослушаться Ибеля не могли.

Поговорив еще немного с гражданами, Ибель проверил, как управились парни с Нормаем, и похвалил их.

— Если еще кто-нибудь умрет, я сразу в аймак к тебе приду,— отозвался один из них.—Ты тогда сразу приезжай. Больше нюхать это не хочу. Пускай гелюнг нюхает!

— Вот это очень хорошо будет,— сказал Ибель Ксении, сворачивая на дорогу.—Еще один-два раза заставить мертвого нюхать, народ сам не захочет гелюнгов слушать.

Навстречу двигался всадник о двух конях. Поравнявшись с хурулом, он круто свернул к нему, не обращая внимания на приближающуюся подводу. Ксения с любопытством проводила его глазами, удивляясь, что такой молодой калмык едет в хурул.

— Наверное, опять помирал кто-нибудь или родился. Он за гелюнгом едет, коня для него ведет.

Саженей за двести от хурула всадник спешился и медленно пошел к хурулу. Дойдя до ворот, он привязал коней, встал на колени и, отвесив три земных поклона, постучал.

— Правильный буддист! Знает, к хурулу подъезжать на лошади нельзя,— сказал председатель и вдруг поднял брови.— Йёх! Вот так правильный буддист! Смотри! Лошадь в хурул заводит! Как это может бывать? Никогда раньше гелюнг никакой скотина в хурул не пускал...— Ибель даже остановил подводу.— Кто такой?

— Давай и мы заедем в хурул, Ибель. Мне очень интересно посмотреть, что у них там за стенами. А ты все равно должен с гелюнгом разговаривать, как он Нормая лечил,— предложила Ксения.

— Тебя гелюнг в хурул не пускает. Женщинам туда нельзя. Если ты туда пойдешь, потом гелюнг будет две тысячи поклонов делать в наказание. Нет, мне очень интересно, как он в хурул лошадь повел! Давай, поедем!— и председатель решительно повернул к хурулу.

Ибель стучался очень долго. Наконец калитка открылась. Гелюнг явно не хотел пускать в хурул Ибеля. Он вышел наружу, плотно захлопнув калитку, и стоял перед Ибелем с неподвижным бледным лицом, глядя куда-то в пространство, точно совершенно не замечал ни его, ни Ксении, сидевшей на подводе.