Стенли Ватерлоо - История Аба [В дали времен. Том VI]

Через весь лес пронесся и повторился несколько раз рев, такой ужасный, что даже охотники, бывшие далеко от места драмы, бросились на деревья искать безопасности.

Судороги пронзенного животного не поддались бы по своей ярости никакому описанию, но теперь уже ничто не могло его спасти; оно получило смертельную рану и скоро лежало без движения, такое же безвредное, как белка, которая, напугавшись, спряталась в свое гнездо. С диким торжеством Аб спрыгнул на землю, и протяжный крик, призывавший его товарищей, пронесся эхом по лесу. Когда прибежали другие охотники, он уже вытащил копье и с кремневым ножом в руке был занят сниманием с громадного тела прекрасной шкуры. Наступило всеобщее ликование, радость и возбуждение. Хищник был убит! Рыбаки были в бешеном восторге.

В это время Аб позвал своих товарищей на помощь, и чудная шкура тигра была вскоре растянута на земле, как славный трофей для пещерного человека.

— Я хочу иметь половину ее, — объявил Борфес, и он и Аб угрожающе посмотрели друг на друга.

— Я ее не разрежу, — был суровый ответ. — Она моя: я убил тигра.

Сильные руки схватились за каменные топоры, и грозила завязаться смертельная борьба, но вмешались рыбаки; они превосходили числом и были настроены миролюбиво. Аб понес великолепный трофей, а Борфес и его люди отправились домой с бледными лицами и угрозами на устах.

Маленький калека Мок, первенец в семье Аба, был особенно любим, что для той эпохи представляло необычайное явление. Ему было не больше двух лет, когда он, здоровенький и веселый, играя, прыгнул с обрыва и сломал себе обе ножки. Необыкновенным представлялось, как он мог пережить это несчастье и остаться среди живых. Закон выживания наиболее приспособленных к жизни действовал тогда со всей свирепостью. Его спасла от смерти материнская любовь Быстрой Ножки, но беспомощный калека был навсегда лишен употребления ног. Естественно было, что после его несчастья ему дали имя маленького Мока, и вскоре он приобрел не только имя, но и сердце старого хромого мастера оружия. Теперь нам известно, что среди пещерных обитателей существовала тесная семейная привязанность. Отношения мужчин и женщин отличались верностью, а дети воспитывались со всей нежностью, на которую только были способны суровые сердца дикарей. Безусловная зависимость от родителей продолжалась очень короткое время, лишь до тех пор, пока дети не были в состоянии себя защищать и находить для себя пищу, к чему они были вынуждены с самого раннего детства. Но маленький Мок, неспособный нести бремя самостоятельного существования, не был убит и не был по небрежности покинут на произвол судьбы, как бы то случилось в ту эпоху со всяким искалеченным ребенком. Раз спасенный, он постепенно завоевывал любовь в сердцах дикарей и был оберегаем в суровой семье Аба и Быстрой Ножки; он пользовался от старших неизменной любовью и даже в таком возрасте, когда здоровые дети теряли свои семьи, не чувствуя при этом никакого сожаления. То было незаурядное явление для описываемой эпохи.

Слабость и беспомощность привлекали к нему сердца окружавших его людей, но не одна только полная зависимость от них делала его центром маленького кружка суровых дикарей, населявших Огненную долину. Быть может, то был первый ребенок, заботы о котором вытекали из совершенно новых побуждений.

От матери он наследовал веселый характер, проявления которого ничто не могло сдержать. Часто, возвращаясь домой из какой-нибудь маленькой экспедиции, во время которой он обыкновенно сидел на плечах Быстрой Ножки или на руках более сильного старого Одного Уха, своего молчаливого, сосредоточенного деда, маленький смуглый мальчик оживлял весь лес, то передразнивая резкие звуки птиц, то подражая крикам зверей, то оглашая его своим смехом.

Дети стекались вокруг веселого мальчугана, стараясь подражать его голосу, а старшие усмехались на веселый шум, поднятый вокруг маленького виновника суматохи. С раннего детства главнейшим удовольствием маленького Мока были прогулки к реке. Дух приключения, гнездившийся в этом изуродованном тельце, заставлял его принимать самое оживленное участие в приготовлениях, и компания была неполна, если среди нее отсутствовал маленький Мок, источник радости и веселья, которого обыкновенно несли впереди всех.

То был для всех незабвенный день, когда маленький Мок, шести лет от роду, поймал свою первую рыбу. Его радость и гордость заразили всех, когда он, хвастаясь, показывал пойманную добычу, но его надменность перешла всякие границы, когда, по возвращении домой, старый Мок приветствовал его, как «великого рыболова». Его маленькая грудь высоко поднималась, его глаза горели, и, соскользнув с рук Быстрой Ножки на колени старого Мока, он прижался к нему и спрятал свое лицо в складки меховой одежды старика; они поняли друг друга. Вскоре после этого события, первой пойманной рыбки, умерла мать Аба, Красное Пятно. Она никогда не могла привыкнуть к новой жизни в Огненной долине и вскоре совершенно одряхлела. Наконец, на нее напала лихорадка и окончила ее терпеливую, трудовую жизнь. После ее смерти, Одно Ухо чаще посещал пещеру старого Мока, своего старинного друга; здесь же между ними часто можно было найти и маленького калеку. Только не всегда-то он был весел и игрив. Иногда он лежал целыми днями на своей постели из листьев в отцовской пещере, слабый, страдающий, молчаливый и не похожий на самого себя. Когда, благодаря заботам Быстрой Ножки, к нему возвращалось немного сил, он просил отнести себя в пещеру старого Мока, чтобы избавиться от резкого света и надоедливой сутолоки повседневной жизни. По его просьбе ему устроили теплое гнездышко в темном уголке этой пещеры, где он спал каждую ночь и значительную часть дня, когда им овладевали страдания и слабость. Здесь, в течение долгих часов, открыв большие глаза и насторожив уши, смотрел и слушал он, как Аб, Мок и Одно Ухо, склонившись, работали наконечники стрел и копий и рассуждали о возможных улучшениях оружия, от которого так много зависело в их жизни. Здесь, когда они были вдвоем, скучными темными ночами или при полусвете пасмурных дней, когда нельзя было работать, старый Мок коротал время рассказами и даже пробовал хриплым голосом спеть своему маленькому слушателю отрывки из диких песен, в которых нараспев рассказывалось нечто вроде истории племени рыбаков.

Раз как-то Быстрая Ножка сидела у очага старого Мока и рассказывала о том времени, когда она и Аб, безоружные, находились перед своей пещерой и должны были, чтобы войти в нее, съесть целого медведя; маленький Мок разразился смехом, чем удивил свою мать и старого Мока. Он имел искорку юмора и видел смешную сторону происшествия, чего были лишены Аб и Быстрая Ножка. Мальчик был всегда среди взрослых и, однако, не участвовал в их жизни, — смутно видел странности и контрасты, свет и тени человеческого существования, и иногда это заставляло его смеяться. Смех пещерного человека был незаурядным явлением; то был сдержанный сардонический смех, если он только не был простым проявлением мощного здоровья тела и духа. Юмор представляет позднейший и драгоценнейший дар природы, частичкой которого владел маленький Мок задолго до того времени, когда люди могли воспринять его, но вскоре вместе с маленьким Моком он снова исчез на многие столетия.