Алан Савадж - Повелительница львов

Во всяком случае, эта мысль не была доведена до завершения. Раненый Генрих, чтобы излить свои чувства, несколько раз произнёс: «Фи, фи, и ещё раз фи!» и удалился в крытый соломой домик, где сидел, в то время как его сторонники умирали за него. В этом убежище его и нашёл кузен Ричард во всём сиянии своего несомненного торжества. Так как король оказался вполне жив, а Сомерсет, как было установлено, мёртв, герцог Йоркский опустился на колено и попросил прощения у короля за, возможно, причинённые ему неудобства. Нет сомнения, что это сражение и в самом деле причинило некоторые неудобства тем, чьи тела были свалены в общую могилу за городом.

Итак, наши надежды разбились на поле сражения, а я переживала ещё и свою личную утрату. Думаю, никто не посмеет меня порицать за то, что я опасалась самого худшего. Сторонники Йорка, если не он сам, открыто обвиняли меня в супружеской измене, что в моём случае было равносильно государственной измене, тогда как герцог силой оружия завоевал себе такое же высокое положение, какое обрёл дед Генриха, разгромив армию Ричарда II. Обращаясь к истории, я невольно вспоминала Клеменцию Венгерскую, задушенную в своей темнице; подобная же участь постигла мою родственницу и близкую мне душу — Джованну Неаполитанскую. Обратившись к ещё более далёким временам, я вспоминала также одну из ранних французских королев, разорванную за её преступления четырьмя лошадьми. Кровь стыла в моих жилах. Но я намерена была бороться до конца.

Однако мы живём в более утончённое время, к тому же при всей своей дикости англичане, кажется, никогда не воюют с женщинами. Вернее было бы сказать, с принцессами и знатными женщинами. Самое худшее, чего мне следовало опасаться, — чтобы меня не отправили обратно во Францию; говоря это, я отнюдь не имею в виду трудности пересечения пролива. Как ни удивительно, не произошло ничего подобного. В то время как я и мои фрейлины, находясь в Гринвиче, ожидали удара топором, может быть, и в буквальном смысле, Йорк спокойно завладел государством... в качестве регента. Честно говоря, если принять в расчёт его требования, он вряд ли мог поступить иначе, сохранив при этом всеобщее доверие. Дважды он брался за оружие, дабы освободить Англию от правления Сомерсета, одновременно провозглашая свою лояльность по отношение к королю. Но Сомерсет был мёртв. И после того как Йорк достиг своей цели, ему следовало бы вернуться к частной жизни.

Я сомневаюсь, чтобы в любом случае он так поступил, но обстоятельства благоприятствовали ему.

Всего через несколько дней, после того как мы получили известие о сражении, ко мне пожаловала Гордячка Сис. Вероятно, муж дал ей точные предписания, как себя вести, ибо она держалась очень сдержанно, тогда как я, заранее предупреждённая о её визите, постаралась принять её с как можно большим достоинством: на моём чисто вымытом лице отсутствовал даже след слёз, а единственное свидетельство траура, который я носила — чёрные подвязки, — она не могла видеть. Рядом со мной стояла Белла, таким образом я дала своему врагу редкую возможность видеть двух самых красивых женщин во всём королевстве.

Она поклонилась с такой изысканной учтивостью, что остроконечная шляпа едва не свалилась с её головы, а длинная вуаль взметнулась в стороны.

— Ваша светлость, — сказала она, — я принесла вам дурные вести.

Уже не впервые я подумала, что английское представление о юморе не совпадает с моим собственным. Но она и в самом деле принесла ещё худшие вести, чём те, которые я уже получила.

— Его светлость нездоров.

— Я слышала, что он слегка ранен.

— Я говорю не о его ране, ваша светлость. Она почти затянулась. Увы, он снова лишился рассудка и лежит совершенно беспомощный. Ваше место — рядом с ним.

Завершающий удар. Я постаралась скрыть, как глубоко потрясена.

— Где он?

— В Херфорде, ваша светлость.

Этот город находится всего в нескольких милях от Сент-Олбанса. Естественно, я сочла первейшим своим долгом поспешить к королю, к тому же мне хотелось повидать место знаменитого сражения, которое так быстро вытеснили из памяти последующие события.

— Стало быть, я должна немедленно отправиться к нему. Вы распорядитесь об эскорте?

— Он ожидает повелений вашей светлости.

— Мне нужен также какой-нибудь экипаж для принца Эдуарда.

Я ждала её ответа, затаив дыхание; если только она посмеет возражать против этого титула... Но Гордячка Сис даже глазом не моргнула.

— Всё уже устроено, ваша светлость.

Уже не в первый раз я задумывалась над странным поведением этого человека — Йорка. Я находилась в его власти. И мой сын был в его власти. Расправься он с нами, несомненно нашлись бы люди, которые во всеуслышание обвинили бы его в убийстве. Но так как я не пользовалась большой популярностью у английской черни, а моего сына открыто называли ублюдком, возбуждение, если и возникло бы, вскоре улеглось, и король Генрих остался бы без поддержки, которую только я могла ему оказать в последующие трудные времена. Но Йорк продолжал вести себя с безукоризненной честностью. Поэтому некоторые отзываются о нём как о некоем образце для подражания, одном из благороднейших мужей в английской истории. Что ж, возможно, так оно и есть, Хотя человек, который породил трёх таких чудовищ, как Эдуард Марчский, Георг Кларенский и Ричард Глостерский, не мог и сам не быть чудовищем.

Наиболее вероятно, однако, что он просто не считал двадцатипятилетнюю женщину сколько-нибудь опасным врагом. Что до её сына, то, если моё предположение верно, он не сомневался, что до самой смерти Генриха (который, невзирая на своё состояние, мог протянуть ещё довольно долго) никто не будет оспаривать его власть, поэтому у него достанет времени, чтобы отделаться от наследника. Должно быть, так оно и было, ибо именно этот план он осуществил.

Пока же все свои заботы я посвятила королю. Это, конечно, не означает, что я не обращала внимания на происходящее вокруг. Вообще-то просто поразительно, что почти сразу же после битвы между силами короля и его кузена вся страна возвратилась к обычной своей жизни. Даже Сент-Олбанс был очищен, не оставалось почти никаких следов недавнего кровопролития, хотя начальник моего эскорта и постарался мне показать такие памятные места, как трактир «Замок» — оплакивая смерть дорогого Эдмунда, я украдкой обронила несколько слезинок, — и дом, где нашли короля, самый убогий домишко с соломенной крышей, а также знаменитую стену, которую с трудом преодолел Уорик на своём пути к славе.

— То был решающий момент, ваша светлость, — сказала этот неотёсанный вояка, — окажись у короля такой же военачальник, как Уорик, дело могло бы обернуться совсем иначе. — Разумеется, он был йоркистом. Но как и почти все, я не могла с ним не согласиться. Пожалуй, единственным человеком во всей стране, а может быть, и в Европе, который правильно оценил ратные способности графа, был его ещё более молодой кузен Эдуард Марчский, но это привело к самым печальным результатам.