Алан Савадж - Османец

Теперь, по праву наследия, этот титул принадлежал его сыну.

Мехмед был не только воином. Конечно, он проводил много времени в военных походах и постиг многое, что было необходимо для этого. Но он не думал, что умрёт так скоро...

Возможно, он оставил слишком много незавершённых дел. Мехмед мечтал перестроить Константинополь, но так и не осуществил этого. Когда Энтони Хоквуд и его сыновья сошли с переправы и вошли в ворота, они увидели, что стены основательно восстановлены после артиллерийского штурма 28-летней давности, но большие участки города всё ещё были в руинах.

В стороне от развалин памятник Константину Великому всё ещё подпирал небеса как последнее напоминание о непокорённых христианах. Мехмед уважал память известных людей и противостоял назойливым просьбам имамов снести эту статую.

Все постройки султана были основательными. Дворец Палеологов из мрачного сооружения, состоявшего из острых углов и тёмных комнат, был преображён в великолепное здание, помещения которого были наполнены воздухом и умиротворяющим журчанием воды. Со стен исчезли многочисленные мрачные иконы. Их убрали не только потому, что воспроизведение человеческого лица противоречило мусульманским законам, но и оттого, что они вносили дисгармонию в ощущение красоты. На месте Девы Марии и младенца были теперь светлые шёлковые драпировки.

Советники Мехмеда во всём подражали своему хозяину. Дворец Хоквудов в Галате был копией дворца султана или, как его называли, сераля.

По мусульманской традиции, которую Мехмед сохранил и оберегал, о состоятельности и власти людей судили по красоте их жён и количеству наложниц. Только в этом одном Энтони Хоквуд не превосходил других.

Мехмед мечтал превратить Константинополь в чисто мусульманский город. Но турки от природы не были городскими жителями. И если военачальники Мехмеда последовали за ним в Константинополь и попытались там обустроить свои дома, то простые воины — большинство султанской армии — предпочли вернуться к своим наделам. Турки не были ни служащими, ни купцами; они считали себя степными кочевниками и придерживались мнения, что место настоящего мужчины в седле.

Таким образом, Мехмед завладел городом призраков. Тысячи греков, генуэзцев и других христиан были собраны на рыночных площадях в ожидании решения своей судьбы. Выбор был небольшой: казнь или рабство.

Но Завоеватель был человеком мысли и дела. Он не собирался наблюдать, как умирает эта жемчужина, вырванная им из христианского мира. Константинополь нуждался в людях. Нужны были служащие и торговцы, предприниматели и ремесленники, которые бы сохранили славу величайшего города. Что изменится, если ими станут чужеземцы, которые лишь несколько месяцев назад были его злейшими врагами.

Мехмед предложил пленникам свободу, если они останутся жить в Константинополе и будут продолжать вести торговлю. Более того, он нашёл патриарха Геннадия, прятавшегося в монастыре, и восстановил его в правах. Завоеватель не собирался насильно обращать греков в единственно истинную религию, но он понимал, что каждому человеку необходима вера. Геннадию разрешили проповедовать своим прихожанам и отпускать им грехи, что он и делал при Палеологах.

Геннадий был не меньшим прагматиком, чем его новый господин. Он не видел причины играть роль мученика, когда на него возложили выполнение христианских обязанностей, хотя и варварской ценой. Он закроет глаза и не увидит знамён с полумесяцем, не услышит мерного шага янычар, не заметит летящих плащей сипахов. И Константинополь покажется ему опять византийским городом.

Только собор Святой Софии был теперь не доступен грекам.

Этот переход не был простым. Хоквуд до сих пор помнил выражение лица патриарха. Однажды Геннадий заметил, что рядом стоит его злейший враг, Хоук-паша, и его лицо судорожно исказилось в приступе ужаса. Грекам, самым неспокойным людям на земле, пришлось усвоить, что они потеряли свободу и что ударить турка означает мгновенную смерть. И всё же Константинополь возродился и под покровительством «полумесяца» процветал теперь как никогда раньше за пятьсот лет своего существования.

Мехмеду пришлось учиться управлять источником такого огромного богатства. Турки мало что знали о деньгах и о том, для чего они нужны. В их жизни преобладали меновая торговля или грабёж. Но в делах с Западом, в расчётах с банками Гамбурга или Флоренции, которые могли вести переговоры даже с антихристом, если он был платёжеспособен, для учёта налогов со своих подчинённых Мехмеду пришлось завести бухгалтерские книги. Он не стал облагать налогом греческих купцов за то, что они пользовались морем в Золотом Роге, но он золотом забирал десятую часть его доходов.

И опять потребовались знания греков. У греков были свои обычаи, своё понимание, как вести дела. У Византийской империи свои традиции были уже за тысячу лет до того, как первый турок, подняв жезл с конским хвостом, вывел кочевников из степей.

Императорских бухгалтеров необходимо было как-то назвать. Османцы были всегда не более чем огромным кланом. Везиры выполняли каждодневную работу, оставляя эмиру время на собственные дела, паши водили людей и корабли в походы, бейлербеи следили за порядком в провинциях империи. На нижних уровнях порядка было мало. Каждый везир, каждый паша, каждый бейлербей управляли своим хозяйством по-своему, всегда помня, что, если они не угодят эмиру или неверно истолкуют его волю, то их ждёт быстрая смерть.

Султан сохранил прежний порядок. Но добавил множество других служащих; турки не хуже византийцев знали, что титул, пусть самый надуманный, добавленный к имени человека, даёт многое. Прежде чем попасть в помещение дивана [56] Д и в а н — совет при султане; так же называется помещение, где заседает совет. , даже Хоук-паша должен был пройти осмотр хранителя ворот, потом хранителя дверей, капитана охраны и потом хранителя внутренних покоев. Все они были в роскошных одеждах, а вокруг их стальных шлемов была намотана ткань.

Так османцы раболепно подражали привычкам своего хозяина. Именно Мехмед, возглавляя поход на Восток, впервые завязал полоску материи вокруг шлема, чтобы он не так сильно нагревался на солнце. Вскоре каждый его воин перенял привычку хозяина. И теперь это считалось необходимым атрибутом одежды. Как и все турки, Энтони Хоквуд и его сыновья носили тюрбаны.

Двигаясь по направлению к огромной арке, которая служила входом в диван и которую охраняли евнухи, вооружённые кривыми саблями, Хоквуд справа от себя увидел большую комнату. В ней сидели греки-писцы, которые старательно скребли перьями по бумаге, пытаясь содержать финансовые дела империи в порядке. У них тоже специальные названия: хранитель книг, хранитель счетов, хранитель записей.