Алан Савадж - Османец

Через окно в дворцовых садах Хоквуд увидел главного садовника, говорившего с главным помощником садовника. Их окружало великолепие разноцветных бутонов, которые прекрасно росли в этом благодатном климате и которые являлись гордостью и радостью султана.

Все эти должности были хорошо оплачиваемыми и передавались по наследству. Дикие всадники, первыми последовавшие за Эртогрулом из степей, должно быть, переворачивались в своих могилах, думал Хоквуд, при виде их потомков, так избалованных и испорченных.

Но ведь он сам был генералом артиллерии. А его старший сын пошёл по его стопам.

Мехмед принимал эти украшения цивилизации, потому что понимал, как сильно они привязывают человека. Он цинично относился к ним и не изменял своим привычкам. По обычаю турок, он позволил везирам управлять делами империи, но всегда находился в помещении дивана, готовый при необходимости вмешаться. И всегда сам возглавлял армию в походах.

Новый султан давно не показывался на людях после смерти отца. Представить его в седле с саблей в руках было трудно. Ростом Баязид казался не выше Мехмеда, но к своим тридцати четырём годам он уже располнел. У него были отцовские холодные глаза и тонкие губы, но в лице его не было отцовской решимости, а, наоборот, сквозила чувственность. Говорили, что в гареме Баязида столько же жён, сколько было у его отца.

В это Хоквуд мог поверить. Он сам видел, как процессии закрытых чадрами женщин в сопровождении евнухов выходят из дворца и направляются в монастырь, где должны будут провести остаток своих дней. Их место занимали другие женщины Баязида, пока ещё радующиеся своему взлёту над простыми смертными.

Султан-валиде, мать правителя, была как бы мостом между двумя группами. Мать младшего принца Джема была отправлена в тайное заточение. Но в том, что новая султан-валиде была блёклым подобием Мары Бранкович, Энтони был уверен. Он даже никогда не смотрел на неё.

Принц Джем доставлял теперь много неприятностей. Энтони Хоквуд помнил, что брата Мехмеда два янычара задушили тетивой. Остальные братья Мехмеда также погибли. Не принимая упрёков в содеянных преступлениях, эмир сослался на Коран: Аллах ненавидит разлад больше, чем убийство. Но для христианина убийство собственного брата казалось тяжким грехом. Поэтому Энтони упрашивал в первые часы восхождения Баязида на трон пощадить жизнь принца Джема.

— Джем на двенадцать лет младше тебя, о падишах, — говорил он. — Удали его, но не пачкай руки его кровью.

Казалось, Баязид согласился, но поставил условие:

— Только пусть он придёт ко мне и признает меня своим господином и хозяином.

Хоквуд согласился с этим решением, зная, что, если бы Баязид по-настоящему был сыном Мехмеда, участь Джема уже была бы решена. Он надеялся, что сможет вмешаться, когда Джем прибудет в город.

И тут это внезапное, приглашение... Хоквуд внимательно изучал лицо Баязида, подходя к дивану: его мягкие лайковые сапоги бесшумно скользили по мраморному полу. У этого молчаливого человека были и положительные качества. Он любил книги, собрал хорошую библиотеку, сочинял стихи, проявлял живой интерес к интеллектуальной жизни других стран, даже христианских. И всё же Баязид был воспитан в сознании собственного величия, сам управлял диваном, поскольку ревниво относился к своим прерогативам. Но его не окружали военачальники...

Энтони посмотрел на главного оружейника, который нёс саблю султана в бархатных ножнах, главного егеря в колпаке из золотой материи, пошитого в виде рога, надзирателей запахов султана, главного хранителя соловьёв и хранителя перьев журавлей. Кафтаны этих служащих были усыпаны драгоценными камнями и расшиты по низу золотой нитью. Они почти конкурировали со своим хозяином по великолепий нарядов. Всем им не доставляло радости увидеть грозную фигуру самого известного из всех живущих воинов в империи.

— Разве ты не слышал, Хоук-паша, — строго спросил везир, — новости из Б русы?

— Нет ещё, — ответил Энтони.

— Нам бросили вызов, — сказал главный оружейник. — Принц Джем отказался посетить нас в Константинополе.

— Он не согласен с назначением нашего хозяина, — сказал хранитель перьев журавлей.

Энтони посмотрел на султана.

— Следуя твоему совету, я хотел быть справедливым с моим братом, — произнёс Баязид. Он говорил очень мягко, почти что шёпотом. Хоквуд никогда не слышал, чтобы Баязид повышал голос. — И вот его ответ. Он объявляет, что империя должна быть разделена между нами. Ему нужна вся Азия. Он собирается укрепить Брусу и защищать её до победного конца. Разве могу я похоронить отца, когда у меня нет возможности попасть в священный город? Разве я могу называться султаном, если такая язва таится в недрах моей империи?

— Он неразумный мальчишка, да к тому же напуганный, — сказал Энтони.

— Который командует армией...

— Эта армия маленькая, о падишах. Его военачальники не мятежники. Я сам выбирал их. Омар-паша никогда не поднимет оружия против султана. А Вильям Хоквуд — мой собственный сын. Я направлю гонца в Брусу с посланием, в котором попытаюсь образумить принца.

— Интересно, кого ты пошлёшь? — спросил Баязид.

Энтони на минуту задумался, потом, наполовину обернувшись, взглянул на своего сына Генри.

— Я пошлю к нему Генри Хоквуда. Он уговорит брата и Омар-пашу, чтобы они привезли сюда принца.

— Проследи, чтобы так и было, — приказал султан.

Принц Джем, находясь среди гор над Брусой, наблюдал за приближавшимися всадниками.

— Их не более шестидесяти, — отметил он. — Несложная работа для твоих сипахов, Омар-паша. Сделай её.

— Прими моё почтение, господин мой принц, — сказал Омар-паша. — Это, наверное, посольство от твоего брата. Нам не причинят вреда, если мы выслушаем, что они скажут.

Омар-паша посмотрел на Вильяма Хоквуда, ища у него поддержку. С трудом пережив ужас решения, принятого Джемом, оба военачальника несколько раз обсуждали положение дел. Они даже обдумали такой план: связать Джема и доставить его в Константинополь. Но в этом действии таился смертельный риск. Никто не мог сказать, что в действительности задумал султан.

К тому же они не были уверены в том, последуют ли за ними их люди. Несмотря на личные недостатки, принц был популярен. Он заботился об этом с момента прибытия в Брусу. Вряд ли воины пойдут против него, даже если им предложить солидное вознаграждение.

С точки зрения Вильяма Хоквуда противодействие принцу было практически невозможно. Серету и его детей отправили в гарем принца, к ним теперь не было доступа.

— Со мной твоя семья будет в безопасности, — сказал Джем, — это продлится до тех пор, пока мы не победим.

Бросить семью — дикая мысль, сражаться против султана — невозможное предположение. Вильяму было неприятно, что он так молод и не способен принимать верные решения. Ему казалось, что его отец никогда не согласился бы на такое унижение. Он отреагировал бы жёстко и в результате или умер бы, или победил. И конечно, пожертвовал своей семьёй, если бы это было необходимо.