Алан Савадж - Османец

Значит, у него не хватает смелости, чтобы быть настоящим Хоквудом?

Но... возможно, решающий момент наступает. Глаза Вильяма сузились, когда кавалькада подъехала ближе. Сверкающие наконечники пик, летящие многокрасочные шёлковые плащи и блестящие на солнце обмотанные материей шлемы, маленькие, но сильные лошади...

Человек, ехавший впереди, возвышался надо всеми. Его конь был крупнее, чем у других.

Сердце Вильяма учащённо забилось.

— Посольство возглавляет мой брат Генри, господин принц, — сказал Вильям. — Теперь мы узнаем истинные намерения твоего брата.

Генри Хоквуд стоял перед принцем.

— Мой господин и твой, султан Баязид, посылает тебе привет, господин принц, и желает узнать, почему ты отклонил его приглашение посетить Константинополь?

— Он принимает меня за дурака? — спросил Джем.

— Мой господин султан просил сообщить твоему высочеству, что не принимает предложение о разделе империи. Он говорит, что этого не было в истории нашего народа, что это противоречит «аныю» и что великий муфтий не может найти этому оправдания. Но господин мой султан приказал мне передать тебе следующее: он желает просто поприветствовать тебя и сохранить тебе жизнь. Он дал мне указание уверить твоё высочество, что он издал указ, который сделает безопасным твой путь.

— А что меня ждёт в Константинополе?

— Султан готовит дворец для твоего высочества, недалеко от своего. Мой господин султан желает, чтобы его младший брат был его правой рукой.

— Он держит меня за дурака, — повторил Джем.

Генри посмотрел на своего брата Вильяма:

— Наш отец просил, чтобы ты помог убедить его высочество не принимать поспешных решений.

— Постараюсь, — ответил Вильям. — Я уверен, что султан ничего дурного не имеет в виду, господин мой принц. Он никогда не нарушит слова, данного при всех.

— Юный Хоук прав, господин принц, — сказал Омар-паша. — Теперь только благоразумие может стать основой справедливости и счастья.

Джем обернулся и посмотрел по очереди каждому в лицо. Потом он обратился к Генри Хоквуду:

— А если я не пойду у него на поводу?

— Мой господин, если ты не возвратишься со мной в Константинополь, султан объявит тебя изменником и бросит всю военную мощь империи против тебя.

Джем погладил бороду.

— Как ты думаешь: кто возглавит войско?

— Увы, господин мой принц, командующим, несомненно, будет Хоук-паша.

— Тогда предоставь ему эту работу. Он будет воевать против собственной семьи.

Генри поперхнулся и выжидательно посмотрел на Вильяма.

Вильям мог только поднять брови, надеясь позже обсудить ситуацию один на один с братом.

Генри снова посмотрел на Джема.

— Это ответ, который я должен доставить султану, господин принц?

— Нет, — отрезал Джем. — Ты ничего не доставишь. — Он посмотрел на человека, стоявшего рядом с Генри. — Как тебя зовут?

— Я Энвер-паша, господин принц.

— Тебе придётся везти это известие моему брату Баязиду. Скажи ему, что он узурпатор. Напомни ему, что мой отец всегда считал меня своим наследником. Сообщи ему, что я объявляю себя султаном Османской империи и буду защищать свои права до смерти. Передай ему, что через некоторое время я докажу свои права в самом Константинополе. И скажи Хоук-паше, что, если он пойдёт против меня, он пойдёт также против собственного сына. — Джем указал на Генри и приказал: — Схватить его!

Стражники бросились вперёд. Генри схватился за саблю, но не обнажил её, прекрасно понимая своё бессилие.

Вильям рванулся вперёд, но его остановил Омар-паша. У генерала не было желания терять командующего артиллерией, когда тот не произвёл ещё ни одного выстрела.

— Не обижайте младшего Хоука, — приказал Джем начальнику охраны. — Поместите его в безопасное место и держите там, пока он мне не понадобится.

Ошеломлённому Энвер-паше Джем сказал:

— А тебе лучше поторопиться к моему брату и передать ему мои слова.

— Ты породил выводок змеёнышей, Хоук-паша, — сказал Баязид, выговаривая слова, как обычно, мягко.

— Это не так, падишах. Энвер-паша видел, что моего сына взяли под стражу.

— А твой другой сын?

— По мнению Энвер-паши, Вильям действует по принуждению.

— Мне нет до этого дела, — сказал Баязид. — Твои сыновья в лагере моего брата. А брат мой бросил мне смертельный вызов. Он угрожает моей власти. Он ненавистен мне. Он изменник, и я объявляю его вне закона. Сколько времени потребуется на то, чтобы мобилизовать армию?

У Хоквуда неприятно заныло в желудке. Единственное, чего боялись он и все военачальники, была гражданская воина после смерти султана. Такие воины отравляли период становления многих османских эмиратов в прошлом. А ему придётся вовлечь в эту бойню своих сыновей, пусть даже непредумышленно...

— Армия созвана ещё твоим отцом. Он собрал её для предстоявшего похода. Полностью войска можно мобилизовать через три месяца.

— Ты отправишься им навстречу, Хоук-паша. Ты возьмёшь на себя командование и поведёшь мою армию на Брусу.

— Прими моё почтение, о падишах. Через три месяца уже начнут опадать листья. Поход на Брусу займёт не меньше месяца, а там и снег выпадет в высокогорье. Твой отец планировал начать поход на персов только следующей весной. Выступать на Брусу лучше тогда же.

— И позволить узурпатору насладиться зимой, называя себя султаном и вербуя себе союзников? Хоук-паша, ты пойдёшь на Брусу, как только армия будет готова. И меня не волнует, если тебе придётся идти по пояс в снегу. Ты приведёшь моего брата и всех его прихвостней ко мне, и я буду их судить. Выполняй мои приказ или передай жезл кому-нибудь другому.

Хоквуд колебался с ответом одно мгновение. Если кто-то и способен разбить армию Джема, так это он сам. Но был ещё один путь, чтобы спасти жизни, его сыновей.

— Я доставлю изменников, о падишах, — решительно сказал он. — Мой сын Джон отправится со мной.

Глаза Баязида сверкнули:

— Как пожелаешь, Хоук-паша. Твоя жена и дочери будут ждать в Константинополе твоего возвращения.

— Ты поведёшь армию на своих сыновей? — Анна Нотарас стояла перед мужем, дрожь пробегала по её телу. Она была всего на два года моложе Энтони — ей исполнилось сорок семь лет, — но во многом оставалась четырнадцатилетней девочкой, которую Энтони полюбил, а потом возненавидел за то, что она предала его.

Анна оставалась девочкой и вместе с тем женщиной, которую он страстно желал. В тот памятный день, когда пал Константинополь, он увёл её с матерью и сестрой Кэтрин. Остальных женщин бросили в темницу. Энтони приказал своим слугам раздеть Анну Нотарас, чтобы он мог насладиться видом этой хрупкой белокожей мечты.

Анна сразу поняла, что у неё небольшой выбор — или подчиниться Энтони, или её бросят на утеху янычарам. Энтони был мрачен и непредсказуем. Анна знала, что он достаточно силён, чтобы сломать ей руку или позвать слуг, которые будут держать её, пока он будет брать её силой.