Алан Савадж - Османец

Гарри уже видел её обнажённой, но сейчас её тело было самым манящим и желанным.

Яна медленно пошла вперёд и, когда её колени коснулись дивана, остановилась в нерешительности. Гарри протянул ей руку. Она взяла её тёплой сухой ладонью и позволила привлечь себя.

Гарри посадил её на себя и целовал в губы, чувствуя тепло тела Яны. Потом он вошёл в неё так быстро что Яна не успела испугаться.

Теперь Гарри не мог отступать. И хотя в глазах Яны застыла боль, её длинные и сильные ноги обхватили Гарри, и он погружался в неё всё глубже и глубже. Страсть затмила его рассудок: он забыл о предостережениях матери, о буре на море и, как ни странно, о Рокселане.

Приближаясь к вершине блаженства, Гарри не сомневался, что сделал правильный выбор.

Порта была наполнена имамами, муфтиями, военачальниками и просто ротозеями, ожидавшими последних новостей. Империя шла на войну впервые за последние три года.

Ибрагим, с трудом прокладывая путь в толпе, схватил за плечо Гарри Хоквуда.

— Этот пират Хайреддин говорит, мы разделили с тобой одну покупку.

Гарри одобрительно улыбнулся. В отличие от многих других в Константинополе он искренне любил Ибрагима. Высокий почти как сам Хоквуд, с мужественным лицом и чёрными волосами, грек-везир был на несколько лет старше его. Ибрагим излучал силу, знал, чего хочет, и никто не сомневался в его преданности как султану, так и интересам империи. За пять лет его деятельности как финансиста впервые были снижены налоги.

Люди сетовали, что он инородец — так оно и было в действительности; они сетовали, что он вероотступник — так оно и было на самом деле. Именно поэтому Ибрагим был очень близок семье Хоквудов.

Люди также говорили, что Ибрагим очень близок к султану, но то же самое можно было сказать и о Хоквудах, памятуя об отношениях Вильяма Хоквуда с Селимом.

Люди злословили, что большая часть денег, которую Ибрагиму удалось сэкономить на ограничении правительственных расходов, лежит у него в кармане. Это были уже серьёзные обвинения, но они не могли быть направлены против Хоквудов.

И Хоквуды считали, что всё это досужие вымыслы, потому что правительственные расходы уменьшились и империя процветала как никогда. Разве человек, сотворивший такое чудо, не заслуживает вознаграждения?

Никто не мог обвинить молодого грека в равнодушии к своим друзьям.

— Ты доволен ею? — спросил Гарри.

Ибрагим фыркнул:

— Без сомнения, я был бы доволен, если бы достиг своей цели. Мне пришлось привязать эту девку к кровати и избить. А как твоя?

— Никаких верёвок и палок, — улыбнулся Гарри. — Она, казалось, хотела мне понравиться.

— Выбирал-то ты! Да, моя — тигрица. Но какое наслаждение смотреть на неё.

— Я предпочитаю спокойную обстановку в доме, — сказал Гарри. — Для волнений достаточно военных походов.

— О да. — Внезапно Ибрагим посерьёзнел. — Эта кампания будет важной для нас. Говорят, у короля Людвига огромная армия.

— Мой дядя не уступит ему.

— В этом я не сомневаюсь, но думаю, что предстоит битва титанов. Я собираюсь отправиться с вами.

— Ты? — удивился Гарри.

— Я знаю, что вы, солдаты, считаете меня канцелярской крысой. Но везир обязан руководить армией в отсутствие султана. Ведь так?

— Конечно, так, если султан не участвует в походе.

— На это почти нет шансов. Я собираюсь сражаться с венграми.

— Мой дядя знает об этом? — Гарри нахмурился.

— Конечно. Не беспокойся, юный Хоук. Я не собираюсь вмешиваться в дела твоего дяди. Боже упаси! Я хочу быть очевидцем этого похода, — Ибрагим хитро улыбнулся, — но при полном комфорте. Я возьму с собой Рокселану.

Теперь настала очередь Гарри ухмыльнуться:

— Давай послушаем, что говорит мой дядя.

Вильям Хоквуд обращался к военачальникам.

— Мои гонцы отправились во все концы империи, — говорил он. — Мы соберём десять тысяч янычар, пять тысяч сипахов, десять тысяч наёмников, двадцать пять тысяч анатолийцев и пятьдесят тысяч башибузуков, всего в армии будет сто тысяч человек. У нас есть сто пушек. Настало время окончательно решить вопрос с венграми. — Вильям замолчал и посмотрел на лица присутствующих. — Я должен сказать вам, что армию будет сопровождать Ибрагим-паша.

В рядах зашептались.

Ибрагим вышел вперёд и встал рядом с Вильямом Хоквудом.

— Моя обязанность сопровождать армию султана на войну, — сказал он. — Я не уклоняюсь от своих обязанностей.

Солдаты какое-то время продолжали переговариваться, на потом внезапно прекратили — наступила удивительная тишина, и все они почтительно поклонились.

Из дальнего конца помещения вышел и направился вперёд какой-то человек. Он был худым и не очень высоким, с орлиными чертами лица, тонкими усами и бородкой. На нём был шёлковый кафтан с золотым матерчатым поясом и белый тюрбан, расшитый золотой нитью.

Все неотрывно смотрели на меч, прикреплённый к его поясу. Это был священный меч Османа, основателя османского дома, который доставали только в случае, если сам султан шёл на войну.

— Прими моё почтение, Ибрагим-паша, — спокойно проговорил Сулейман. — Я сам поведу мою армию на венгров.

Несколько секунд после заявления султана стояла звенящая тишина. Затем Хоук-паша низко поклонился.

— Теперь мы знаем, что победа за нами, о падишах, — сказал он.

— Ты думаешь, он будет вмешиваться в управление армией? — спросил Гарри. Дядя и племянник находились в безопасности дворца Хоуков.

— Никогда раньше он не поступал так, — сказал Вильям. — Подобное было только тогда, когда он приказал мне заключить мир с рыцарями Святого Иоанна. Мы должны надеяться, что он будет менее мягкосердечен с венграми, заклятыми врагами турок. Я думаю, что султан чувствует необходимость своего личного присутствия в столь важном деле. Мне кажется, что это истинная причина его решения.

Гарри понял, что дядя обеспокоен. То, что великий везир собрался сопровождать армию, было плохо для дела, но то, что и султан и везир будут наблюдать за всеми его действиями, могло создать излишнее напряжение.

Но Вильям Хоквуд считался главным воином империи, и даже Сулейман знал это.

Но также, без сомнения, Сулейман знал, что дни Вильяма Хоквуда в этом мире были почти сочтены. Возможно, именно поэтому он решил участвовать в кампании, желая выявить возможного преемника Хоук-паши.

Гарри представил, что выбор султана может пасть на него, и от такой смелости у него закружилась голова. Но он слишком молод. Кроме того, Гарри хотел бы командовать флотом, а не сухопутными войсками.

Всю зиму со всех концов империи к Константинополю тянулись солдаты. Его пригороды превратились в огромный палаточный лагерь, и когда сипахи и наёмники проводили учения или янычары стреляли из аркебуз, люди собирались просто посмотреть на это зрелище.