Вадим Щукин - Красные плащи

— Мне должно быть стыдно, но я не знаю.

— Посмотри на обратную сторону украшения, — изменившимся голосом произнёс вельможа, — там должна быть буква. Первая буква имени твоей матери.

— Да, здесь есть «Лямбда».

— Твою мать звали Лилия, и ты так похожа на неё!

— Но здесь есть ещё одна буква, почти стёртая...

— Первая буква имени твоего отца, имени Фарнабаз...

Анталкид, вернувшись в лагерь, неожиданно приказал готовиться к отъезду, и на следующий день посольство двинулось в обратный путь. Посол почти не разговаривал со своими спутниками, настроение его было плохим и по мере приближения к берегам Эгейского моря всё более ухудшалось.

Устное обещание Фарнабаза симпатизировать Спарте в её борьбе — слишком скромное достижение и не способно даже в какой-то мере оправдать его дипломатическое поражение в глазах эфоров, Герусии, граждан Спарты. Успех столь мелкий, что возникает вопрос, был ли он нужен? И нужно ли было платить за этот успех поступком, воспоминание о котором заставляет его, спартанского аристократа, испытывать муки стыда?

Ночами, уединившись в комнате постоялого двора, он писал, соскабливал строки с пергамента, размышлял и снова писал...

Уже на борту спешившего к берегам Эллады корабля вручил он доверенному помощнику опечатанный свиток:

— Передашь архонту Поликрату, если со мной случится что-нибудь...

Подробный план того, как нейтрализовать успех Пелопида. Исполнять его будут другие, не связанные с позором поражения в Сузах.

Бухта Прасима. Земля Лаконии. Спартиат может вернуться сюда победителем или... или мёртвым на щите, в знак того, что сделал всё для победы.

Анталкид удалил всех с носовой площадки корабля и, оставшись один, смотрел на приближавшийся берег. Широкий красный плащ посла не позволял его спутникам увидеть, как извлёк он из ножен кинжал. Анталкид приставил остриё к левой стороне груди и резким движением рук вогнал его в себя так, что мощный клинок пронзил сердце.

Нос корабля мягко коснулся берега.

— На щит, — велел начальник посольской стражи, указывая на распростёртое тело дипломата.

— Самая прекрасная роза в лучшем из моих садов завянет от зависти, увидев твою красоту, дочь моя, — Фарнабаз просто светился отцовской гордостью, любуясь Тирой. — Ты сияешь подобно утренней заре, и это после столь тяжёлого путешествия!

— Тяжёлого? Меня несли от Суз до самой Смирны, словно некую драгоценную вазу. Благодарю тебя, отец, но ты слишком добр к своей недостойной дочери. Я до сих пор не могу привыкнуть к вниманию, заботам и роскоши, которые ты даришь мне...

— Увы, чем возмещу я потерянные годы, годы, что был лишён тебя? Всего будет мало. Хочешь, подарю тебе город, найду хорошего мужа?

— Не сейчас, отец. Сначала я должна посетить Элладу.

— Думаю, только одно может так властно звать женщину туда, где она столько страдала: чувство к мужчине.

— К двум мужчинам. Я люблю одного и ненавижу другого.

— Убийцу Лилии? Предоставь это мне. Месть настигнет его теперь даже на краю Ойкумены [128] Ойкумена — известный мир. . Война с таким противником, как Агесилай, надолго удержала меня вдали от любимой женщины, и негодяю удалось скрыться. Но Случай уже передал его в мои руки.

— Он мой, отец. Я сумею отомстить за мать. Но скажи, почему ты оставил нас тогда в Византии, а не забрал сюда?

— В ту пору я был бедным персидским князем, далеко не свободным в своих поступках. Мною повелевал долг...

— Долг? Ты говорил, Анталкид лишил себя жизни из-за того, что не сумел исполнить свой долг. Я думаю, долг — это чудовище, заставляющее людей поступать вопреки своим желаниям.

— О нет, долг — это суровое божество. Но иногда оно вознаграждает своих жрецов. Что ж, ты решила ехать... Мы вместе обдумаем предприятие, я дам тебе всё необходимое, а кроме того, и четырёх слуг — нет людей более преданных, достойных и способных, чем они...

Ксандр проснулся от утреннего холода. Он не стал сразу вскакивать на ноги, а некоторое время лежал, отличая окружающий мир от мира сновидений. Как следует потянулся, преодолевая желание свернуться в тесный клубок, и лишь затем выбрался из-под известкового карниза скалы, служившего крышей на эту ночь.

Философ, одетый, несмотря на прохладу, только в хитон, растирал подушечками пальцев голову и лицо. Юноша приветствовал учителя и присоединился к нему в этом ритуале, повторявшемся каждое утро в любую погоду. Сначала кожа и мускулы разогреваются трением ладоней, а затем — гимнастические упражнения.

Движения казались лёгкими — Ксандр привык к куда более напряжённой работе, тем не менее через некоторое время его осанка стала прямой, походка — лёгкой, тело приобрело гибкость.

— Мы не должны быть рабами своего тела, — говорил наставник, приучая юношу зимними днями купаться в воде горных рек. — Глупо посвящать свою жизнь удовлетворению его прихотей. Изнеженное рыхлое тело легко становится гнездилищем недугов, а они в свою очередь отягощают душу и омрачают рассудок. Итоги могут быть плачевны — дурные государственные решения, несправедливые судебные приговоры, проигранные сражения или, того хуже, вредоносные философские теории, объединяющие людей столь же ущербных.

— А может ли быть наоборот, когда слабый разум или больная душа являются причиной болезни тела? — спрашивал Ксандр, готовя скромный завтрак.

— Конечно, может. Только в единстве души, разума и тела можно достичь каллокагатии — гармонии «прекрасного» и «хорошего». Божественный Сократ при этом считал «прекрасным» выражение внешних качеств человека, а «хорошим» — внутренних, присущих ему и также развитых упражнениями, но уже другого рода. Вот этим мы сейчас и займёмся, — говорил учитель, давая понять, что пора приступать к занятиям.

Грамматика и риторика, арифметика и геометрия, география, история, конечно же медицина, в которой Зенон был так силён, и многое другое...

— Зачем мне это, учитель? — недоумевал юноша, устав представлять в лицах сцену из пьесы Эврипида; Зенон требовал предельной выразительности каждой фразы, каждого жеста.

— Кто может знать свою судьбу? Мы шли с тобой к другу Этиона, но не застали его в живых, и вот уже который год путешествуем по городам Эллады. Когда-нибудь, возможно, тебе придётся убеждать в своей правоте, выступать с речью перед собранием или говорить о своих чувствах женщине. Вот тогда и вспомнишь с благодарностью эти уроки.

В селениях и небольших городах, где они зарабатывали на жизнь медициной, Ксандр радовал учителя успехами в умении распознавать болезни и назначать лечение.

Чем дольше длились их совместные скитания, тем больше удивлял Зенон юношу неисчерпаемостью своих знаний. Поразительно, в его дорожной сумке не было никаких записей, даже поэмы Гомера и Гесиода Ксандр учил, повторяя их вслед за философом!