Вадим Щукин - Красные плащи

— На весь день, — пояснил лохматый, пятясь из камеры.

Ксандр не стал привередничать — потери сил ни к чему — и, покончив с варевом, принялся изучать камеру.

Решётка прочная, основательно вделанная в каменную толщу, закрывается простой задвижкой, сработанной, видно, ещё при Тезее [140] Тезей — легендарный правитель Афин, современник Геракла. , но так, что открыть её можно лишь снаружи. Пол, стены, потолок — сплошной каменный монолит, единственное отверстие предназначено для нечистот. Размеры помещения таковы, что взрослый человек может распрямиться здесь только лёжа на полу, что быстро приведёт к болезни.

Ссадины, промытые и зализанные, похоже, заживут без нагноений, но муки из-за неудобного положения тела уже давали себя знать. К тому же время шло, а признаков того, что за стенами темницы кто-то беспокоится о нём, не было. К исходу следующего дня тревога стала невыносимой. Ночная тьма быстро сгущалась, но юноша и не думал о сне.

Прозвучали шаги часового — более торопливые, чем обычно, кроме того, он был один. Заскрипела решетчатая дверь, и воин, оставив снаружи щит и копьё, забрался в нору узника.

— Привет, Ксандр!

— Аристотель? Как ты попал сюда?

— В караул проще попасть, чем не попасть, — тоном настоящего философа отвечал нежданный гость. — Тебе же я подобный вопрос не задаю, так как знаю ответ лучше, чем ты сам. Софист Андроник в отместку за поражение обвинил Зенона в сборе сведений в пользу фиванцев, и полиция выманила вас с вечерней трапезы, чтобы сделать своё дело без лишних осложнений.

— Мы предвидели удар со стороны софистов, но не ожидали его столь скоро.

— Андроник сделал бы это раньше, но рассчитывал на победу в споре.

— Что с учителем? Надеюсь, Евдокс уже освободил его?

— И он, и Спевсипп делают всё возможное. На их стороне сам стратег Тимофей, но не всё так просто. Зенон сейчас в городской тюрьме, туда попасть труднее, но я всё же был и там. К сожалению, он не отрицает дружбу с Эпаминондом, да это и бесполезно — Андроник располагает свидетелями из беглых фиванцев. Единственная надежда — суд, где Зенон рассчитывает доказать, что быть другом Эпаминонда — это одно, а фиванским лазутчиком — совсем другое. Ну а тебе не следует ждать суда: узнают, что ты беглый илот, и вернут Спарте.

— Что же мне делать?

— Бежать этой же ночью. Ещё несколько дней — и из-за устройства камеры ты просто не сможешь стоять на ногах.

— Но мой побег повредит Зенону.

— Вот записка от твоего учителя. Она рассеет сомнения. А это — написанное им же рекомендательное письмо для... Эпаминонда, — Аристотель извлёк из-под панциря клочок папируса и небольшой плотный свиток. Прочти и будь готов: я вновь заступаю на пост через четыре часа.

Он вышел и быстро вернулся, протягивая Ксандру зажжённую от факела палочку.

Знакомый почерк Зенона. Учитель советует ждать его в Фивах, укрывшись под защитой беотарха. Кусочек дерева догорел, обжёг пальцы. Юноша выбросил его в сливную дыру, спрятал папирусы на груди и стал ждать. Одна смена... другая... вдруг в последний момент случится непредвиденное? Помоги, Гермес! Хвала тебе, бог хитрости и изворотливости: знакомые шаги, решётка осторожно открывается...

— Выходи, — услышал он приглушённый голос. — Нужна твоя помощь.

Аристотель подвёл узника к краю площадки; внизу, локтях в двух качалась на волнах лодка, постукивая бортом в скользкий камень.

— Сможешь подать нам его сюда? — спросил часовой сидевшего на вёслах.

— Да. Только подхватите быстро и крепко, — узнал Ксандр голос Демосфена.

Товарищ по Академии завозился в лодке, и над кромкой площадки появились голова и плечи... мертвеца.

— Раб одного из моих друзей, — пояснил Аристотель, пока они затаскивали тело в освободившийся каменный мешок. — Примерно твой ровесник, весьма кстати скончался вчера от заворота кишок, а теперь заменит тебя в камере. Думаю, в этом и заключалась цель его существования.

— Не спрашиваю, как тебе удалось устроить всё это, да ещё так быстро, — обнял, прощаясь, своего спасителя Ксандр. — Скажи лишь, чем и как смогу я отплатить тебе?

— Не думай об этом. Придёт время, и я сам скажу, чем и как.

Демосфен, энергично взмахивая вёслами, отогнал лодку от берега.

— Давай поставим парус, ветер попутный, — произнёс он, чётко выговаривая слова: видно, упражнения с камешками шли на пользу. — Выйдешь на берег в пяти стадиях западнее Пирейской гавани. К утру постарайся уйти подальше. В этой сумке найдёшь всё необходимое в дорогу, немного серебра и даже карту Эллады, чтобы не сбиться с пути...

Смотр закончен, но толпа горожан не спешит расходиться, любуясь предметом своей гордости — армией, столь блистательно оправдавшей надежды фиванцев.

Колонны маршировали в лагерь, чья идеальная геометрическая планировка полностью соответствовала организации войск. Колышутся длинные копья на плечах победоносных гоплитов в простых конических шлемах и лишённых украшений, зато надёжных и прочных латах. Вздрагивает земля под копытами тяжёлой бронированной конницы; поскрипывают колёса крепких повозок хитроумно сформированного обоза, с аккуратно уложенным семидневным запасом продовольствия, разобранными на части метательными и стенобитными машинами, походными кузнечными и шорными мастерскими. Здесь же врачи со своими помощниками и походными аптеками.

Толпа восторженно шумела. Завтра она соберётся вновь — люди будут провожать своих близких, идущих в поход освобождать несчастную Фессалию от жестокой тирании. Давно пора положить предел царящему в её городах кровавому безумию и установить там настоящую демократию, как недавно сделали это в Ахайе, изгнав местных аристократов!

Пелопид и Эпаминонд удовлетворённо переглянулись: смотр показал готовность войск. Семь тысяч не знающих поражений тяжеловооружённых пехотинцев, почти три тысячи великолепных всадников — Александру Ферскому не устоять, его дни сочтены. А ведь против тирана восстанут и его подданные: в обозе для них на всякий случай припасено оружие.

Время для похода самое благоприятное, так как Спарта поражена тяжёлой внутренней болезнью — даже илоты отказываются признавать центральную власть — и обложена враждебными соседями. Афины замерли, поражённые внезапной демонстрацией военно-морской силы противника: сто фиванских триер неспешно прошли через Геллеспонт и бросили якоря в Византии, показав способность перерезать хлебную артерию Аттики. Впечатление от новоявленного флота было таково, что Византий немедленно заключил союз с фиванцами, а среди оцепеневших афинян лишь отдельные знатоки осмеливались утверждать, что сто триер — это всего лишь сто триер...