Вадим Щукин - Красные плащи

Известие о том, что Флиунт, Коринф, Эпидавр и Пелла подтвердили верность Спарте и выслали свои войска, помогло сделать выбор. С помощью союзных контингентов всегда можно поставить на место этих илотов!

— Кроме того, мы можем положиться на орхоменских наёмников, — добавил один из архонтов. — Эгерсид научил их воевать!

Многие недовольно поморщились: опять Эгерсид!

Решили также направить послов в Афины: противник Спарты давно с тревогой наблюдает за военным возвышением своих союзников — фиванцев.

Днём позже Герусия узаконила постановлениями всё, что было решено в доме Поликрата.

Вербовщики пошли в правобережные деревни, и вскоре к Спарте потянулись ватаги илотов — тех, кто решил защищать ненавистных спартиатов, чтобы получить вожделенную свободу. Добровольцев распределяли по эномотиям и пентекостисам, следили — в одном подразделении не должно быть земляков; досыта кормили грубой пищей, вооружали из арсеналов и потом до одури учили сражаться в одиночку и строем. Толпы голодных оборванцев превращались в организованное войско, внушавшее спартиатам надежды и... страх. Неизвестно, чего больше.

Подходили войска союзников — их встречали с ликованием, хотя контингенты были невелики, да и тех, кто сохранил верность Спарте, осталось немного.

Быстроходная триера, оставив за кормой Гифий, резала мрачно-серые волны зимнего моря. Всего один корабль, но многое ждали спартиаты от его похода, ибо вёз он посольство в Афины. Дипломаты находчивы, не по-лаконски красноречивы, имеют дружественные связи с влиятельными афинянами.

Есть на борту также представители союзников: пусть видят, что переговоры ведутся не только от имени Спарты, но и других городов Пелопоннеса.

Между тем беотархи сочли мост у храма Алей не самым удобным местом, где можно использовать своё численное превосходство, и перемещали войска южнее, к Амиклам.

Волей-неволей потянулись за фиванцами и аркадцы, грабившие окрестности. Здесь наконец удалось переправиться через Эврот, чьи воды успокоились, словно исчерпав силы в бурном приступе... Фиванцы немедленно принялись ограждать лагерь срубленными деревьями.

Штурм Спарты задерживался: на этот раз мешали не силы природы, а разногласия между беотархами. Пелопид требовал как можно скорее ворваться в лежащий перед ними город, упрекал друга в медлительности и нерешительности.

Эпаминонд возражал: противник поставил в строй илотов, получил подкрепления от союзников... В Спарте сейчас гоплитов не меньше, чем в фиванском войске, а ведь сражаться придётся именно ему и скорее всего в одиночку.

Надежда на аркадян слаба: эти вояки ошалели от грабежа, многие из них с награбленной добычей возвращаются к своим козам в горы. Их войско тает на глазах. Нет, он, Эпаминонд, не согласится жертвовать плодами победы при Левктрах ради сомнительного уличного боя, где теряют смысл преимущество в кавалерии, длинных копьях и хитроумном построении боевого порядка.

Пелопид не верит в отчаянное сопротивление спартиатов? Что ж, небольшая разведка боем его убедит.

Добровольцы нашлись, и день спустя сводный отряд из нескольких сотен всадников и пехотинцев направился к городу через ипподром, что на священном участке земледержателя.

Там их и встретили лаконские кавалеристы. На вид их было меньше, чем всадников в фиванском отряде, и всё же они растянулись в три редкие шеренги, закрывая собой родной город — вот он, за этим домом с обширным садом, принадлежавшим некогда легендарным Тиндаридам.

Нестройная лава фиванских кавалеристов с гиканьем пошла в атаку. Лаконские всадники тронули коней и молча двинулись им навстречу. Фиванский командир направил своё копьё в прикрытую лишь красным хитоном грудь спартанского конника.

Лаконские шеренги выгнулись дугой, напряглись, но остановили противника. Злые фессалийские жеребцы храпели, хватали зубами невысоких лошадок спартиатов, вставали на дыбы, страшно били копытами. Спартиаты валились с крытых чепраками конских спин, сбитые длинными копьями и мечами. Но, упав наземь, лаконский всадник подтягивался к вражескому кавалеристу и, захватив его в железные объятия, стаскивал с коня.

Смертельная борьба продолжалась на земле, в опасном вихре конских нот, среди тел ещё живых и уже мёртвых, и в кровь раздирал металлом доспехов свой рот спартиат, добираясь зубами до горла врага. Будучи не в силах встать на ноги, лаконец приподнимался на одной руке, другою же направлял меч или кинжал в брюхо вражеского коня. Зажав руками тяжёлую рану, шёл он с затянутыми смертной пеленой глазами, чтобы тяжестью своего тела — единственным оставшимся оружием — навалиться сбоку на фиванского всадника, толкнуть, помешать вести бой.

Умирающий спартиат отвлекал на себя внимание противника и, падая от его меча, давал возможность своему боеспособному товарищу нанести верный удар.

Фиванцы, встретив такое сопротивление, лишь увеличили усилия: их удивление было свирепым, они знали, что могут победить и хотели победы. Конная лава давила истончившийся лаконский заслон, оттеснив его к дому Тиндаридов.

Командир сводного отряда лихо рубился в гуще боя, и предоставленная сама себе пехота бестолково толпилась за кавалерией. Взаимодействия не было, но и без него судьба спартанских конников казалась решённой: их остатки бьются из последних сил почти у самых городских улиц.

Густая зелёная изгородь сада осталась в тылу и на фланге наступающих. Фиванские командиры в горячке боя не обратили на это внимания, и напрасно!

Несколько пар глаз внимательно следили за схваткой из-за стены колючих кустов.

— Пора, Лисикл, — обратился молодой воин к другому. — Иначе всех наших всадников перебьют.

— Подождём. Пусть первые шеренги противника застрянут в проходах улиц, — отвечал тот, не поворачивая головы. — Тогда фиванцы в ловушке!

Лисикл получил во временное командование четыре эномотии, укомплектованные юношами — целый лохос! Вместе с пятой эномотией, состоявшей из легковооружённых илотов, у него было больше трёх сотен бойцов. Нет, слишком многого ожидает молодой командир для себя от исхода этого боя, чтобы поддаться чувствам.

— Умоляю, там мой брат!

— А там — моя Спарта! — холодно сверкнули глаза Лисикла. — Жди!

Первые шеренги фиванских всадников разрезались о строения окраин, по частям втягивались в узкие улицы.

— Теперь пора.

Колючий кустарник мог остановить охочих до чужих плодов мальчишек, но не спартанских гоплитов; они проломились сквозь зелёную изгородь уже в боевом порядке.

Задние шеренги фиванских кавалеристов, смешанные и лишённые руководства, не успели — да и не могли отреагировать на удар. Просвистели дротики лёгкой пехоты, и бронированные эномотии Лисикла впились в тесную конную массу противника.