Леонид Рахманов - Повести разных лет

Ребята захохотали.

— Ложись! — скомандовал старший. Базиль послушно взобрался на нары.

— Только помни, — сказал старший, — бежать мы никуда не побежим. Так вот и будем лежать.

— Так ему обиднее, понимаешь, — сказал второй.

— Злее, значит, — пояснил третий.

— Кому? — спросил Базиль.

— Берду. Мы лежим, а ему берданку спирает. Эх, скажет, не хотят работать, мерзавцы.

Парни оживились, и каждый стал думать вслух, представляя злобу хозяина.

— Уж мы ему досадим!

— Он-то на нас рассчитывал!

— Нас бы ему надолго хватило.

— Вот мы какие!..

— Чего толковать, здоровые!

Они с восхищением оглядывали друг друга, напруживали руки, грудь и важно откашливались.

— Вы — братья? — спросил Базиль, совсем освоившись.

— Не, — ответили все в один голос.

— Почему вы других не подговорили?

— Куда этим дохлым! — презрительно сказал старший. — Им обещали пенсию дать, когда работу закончат.

— Лешего им дадут, — сказал младший.

Базиль лег поудобнее и закинул руку за голову.

— Да, — сказал он задумчиво, — пенсию не дадут.

— Пенсиев нам и не надо. Мы все здоровые, — сказал младший. — Нам подавай другое…

— Чего другое?

— А вот чтобы мы здоровые остались.

Базиль заволновался.

— Но ведь вы говорите сами, изобьют завтра? Может, насмерть… Как же тогда?

Парни захохотали. Их рассмешило его недоумение.

И Базиль уж не обижался, напротив, он любовался отчаянными парнями, и ему казалось, что выход найден: стоит положиться на них, и все будет обстоять очень просто.

Он жалел об одном лишь — что он не умел шутить и никогда не умел веселиться. А как бы это теперь пригодилось: они бы признали его своим.

Все обстояло просто. Ночью Базиль лежал на широких, просторных нарах один, ни справа, ни слева от него никого не было. Его не захотели и слушать, когда тех уводили, когда он твердил мастеру и полиции, что он вместе с теми.

— Проспишься, очухаешься, — сказал мастер и доброжелательно ударил Базиля в висок.

Парней увели. Наступил вечер. Люди пришли с работы, легли спать, никто и не вспомнил о парнях.

Была ночь. Люди спали. Базиль ничего не хотел решать. Он бормотал, смотря на фонарь в углу:

— Миша! Был Миша, ямщик мой, — я его потерял, никогда не видал больше. Был дядя Корень, — его потерял. Были четверо, — их потерял. — Базиль водил руками по нарам, трогал то место, где они недавно лежали. — Четверо, — бормотал он, — их уже нету. С кем я теперь?

Он злобно стучал зубами, оглядывая барак. Обреченные люди храпели. Базилю было их жалко, и в то же время они были ему противны.

«Падаль, — думал Базиль, — мертвечина. Я — подлый, а они — мертвечина».

Присев на корточки с краю нар, он с тоской смотрел вдоль барака, потом осторожно слез на пол и на цыпочках, крадучись, побежал к фонарю.

Минуту спустя Базиль носил сухое тряпье под крайние пустые нары, в один и другой конец барака; притащил свой тюфяк, разорвал его и разворошил солому. Дверь была заперта изнутри на засов. Базиль привязал запор веревкой и затянул узлы накрепко. Когда все было готово, он поджег солому под нарами в одном углу и, не оборачиваясь, побежал в другой, подпалил и там, отбежал к стенке, прижался к ней и стал ждать, когда разгорится. Большой пук соломы, немного слежавшейся, запылал не сразу… но вот запылал, осветил пол, проход между нарами. Можно было теперь ожидать, что люди проснутся. Они проснулись, казалось, все сразу, но разбудил их один, завопивший жалобно:

— Братцы! Он подпалил нас, он сжечь нас хочет!..

Дальше все обстояло просто, еще проще, чем днем.

Когда с пожаром прикончили (его потушили водой из бочки, босыми ногами и мокрыми армяками), кто-то сорвал запор с двери — не удержала его веревка, — люди двинулись на Базиля, прижавшегося к стене, и он понял все.

Он вскочил на нары, чтобы успеть прокричать:

— Трусы смердящие! Жизни вам жалко! Да вы и без того дохлые! Лучше сгореть, чем гнить заживо! Я, вас жалеючи…

Его сдернули за ногу на пол.

— А пенсии вам не дадут, — закричал он с полу, — я знаю! Я от хозяина знаю!

Его ударили кулаком, ногою, плюнули ему в лицо своей страшной слюной, потом навалились, мелькнул засов, — и, когда через минуту толпа расступилась, Базиль уже не был живым молодым человеком, талантливым, одиноким, желавшим себе блистательной карьеры.

Тело его запихали под нары и тут же, в проходе, стояли, опять сбившись в кучу, трясясь от болезни и возбуждения, стояли, не понимая, зачем посягал он на их жизнь, и без того загубленную.

— Ой, вы! — тихо сказал наводчик, тот, что работал с Базилем. — Ведь зря убили. А заодно отвечать, так рушь все, братцы!

Когда прибыла рота солдат, оцепила двор и постройки завода, золотильная мастерская была уже разрушена.

Можно было считать, что ее разнесли во славу Базиля.

1. В 10 часов утра, по разосланным повесткам, соберутся особы, участвующие в поезде с Их Императорскими Величествами и Их Высочествами, в Зимний Дворец, а члены Государственного Совета, министры, сенаторы, придворные дамы и кавалеры, статс-секретари, генералитет, штаб- и обер-офицеры гвардии, армии и флота, гражданские чины первых четырех классов, все прочие знатные обоего пола особы и купцы первых двух гильдий, не участвующие в поезде, — прямо в Исаакиевский собор.

2. К этому времени будут расставлены войска по распоряжению военного начальства.

3. Рота дворцовых гренадер в целом составе, со знаменем, будет занимать почетный караул при Исаакиевском соборе, как равно и посты при входных вратах оного.

4. В десять с четвертью часов Государь Император и Государи Великие Князья с Их Королевским Высочеством принцем Виртембергским, герцогом Мекленбург-Стрелицким и принцами Ольденбургскими изволят выйти из Дворца и в воротах оного сесть на коней, после чего Его Величество изволит принять начальство над находящимися в строе войсками.

5. Вслед за сим Государыни Императрицы и Государыни Великие Княгини, выйдя из внутренних покоев Ее Величества Императрицы Александры Феодоровны, в сопровождении свиты, изволят шествовать через Концертную и Николаевскую залы по парадной лестнице на Посольский подъезд, у которого приготовлены будут парадные экипажи.

6. Когда Государыни Императрицы и Государыни Великие Княгини изволят сесть в экипажи, тогда поезд двинется из ворот Зимнего Дворца по Дворцовой и Адмиралтейской площадям к Исаакиевскому собору в следующем порядке: