Юрий Устин - Лабиринты свободы

Быстро соскочив с постели, девушка подошла к двери и тихо спросила:

— Кто там?

— Это я, панночка, Януш, — услышала Людовика голос самого старого в этом доме слуги. Он так давно служил в доме её родителей, что практически никто уже не мог точно сказать, сколько ему лет и откуда он взялся. Только Юзеф Сосновский смог бы рассказать историю этого старика, который служил молодым оруженосцем ещё его отцу. В одном из сражений, которое победоносно завершил с турками Ян Собесский, Януш спас Сосновскому-старшему жизнь, и с тех пор он жил на определённых льготных, по мнению других слуг, условиях.

— Чего тебе надо? — тихим, заговорщицким тоном спросила Людовика старика.

— Вам письмо от пана Тадеуша, — также тихо, говоря в замочную скважину двери, сообщил Януш.

Людовика осторожно открыла дверь, которая почему-то очень громко, как ей показалось, вдруг заскрипела. Януш стоял возле самой двери и держал в руке лист бумаги. Людовика выглянула в коридор: никого, кроме Януша, там не было. Тогда она взяла у слуги письмо и, поднеся его к окну, принялась читать.

Письмо было очень коротким: Тадеуш предлагал любимой в полночь выйти за ворота с самыми необходимыми вещами, где он будет ждать её с крытой повозкой, и бежать с ним.

— Подожди меня здесь. Я напишу ответ пану Тадеушу, и ты его отнесёшь ему, — тоном хозяйки приказала Янушу Людовика и быстро подошла к столу, где лежали перо и бумага. Написав дрожащей рукой своё согласие на побег, Людовика передала его Янушу и после его ухода начала лихорадочно собирать вещи.

Было уже около полуночи, когда Тадеуш Костюшко ожидал свою возлюбленную возле въездных ворот дома, где ещё не так давно ему были все рады. Рядом с ним, мирно жуя траву под старым вязом, стояла лошадь, запряжённая в крытую повозку, которую подготовил Костюшко без особого труда. Всё проходило слишком хорошо и гладко для столь рискованного и опасного мероприятия, что Тадеуша немного волновало. Но больше его тревожил вопрос, сдержит ли своё слово Людовика? Не отступится ли она в последний момент от своего намерения бежать вместе с ним? А тут ещё полная луна-предательница выглянула из-за туч, освещая окрестности, которые ещё недавно были закрыты темнотой ночи. Она никак не входила в планы Костюшко.

Шум приближающихся шагов и тяжёлое дыхание Людовики, несущей увесистый баул с вещами, прервал его размышления, и он поспешил ей на помощь. Но дальше всё произошло совсем не так, как ожидали беглецы, а примерно так, как и предполагал Станислав Август Понятовский. Тайное похищение Людовики было «раскрыто дальновидным паном Сосновским». Как только Костюшко встретил под лунным светом свою возлюбленную и взял у неё тяжёлый баул, неизвестно откуда на него налетели гайдуки хозяина дома и повалили на землю. Уже через минуту Костюшко лежал на земле лицом вниз со связанными руками, а Людовика стояла рядом с широко открытыми от ужаса глазами. Она молчала, прикрыв ладонью рот, чтобы не закричать, и ничего не могла сделать, чтобы прекратить это унижение дорогого ей человека. Гайдуки же распалили факелы, и прямо из темноты показался сам Юзеф Сосновский.

— Ну что, пан Тадеуш? Этому тебя научили в Европе — молодых паненок из дому воровать? — обратился он к лежащему Костюшко. — Поднимите его, — приказал он гайдукам. — А ты знаешь, что по закону Великого княжества Литовского за то, что ты сегодня хотел совершить с моей дочерью, королевский суд присудит тебе смертную казнь? — продолжал отчитывать Сосновский Тадеуша. — Благодари Нога, что твой отец был моим другом, иначе ты бы живым отсюда не ушёл.

Костюшко молчал, опустив низко голову, переживая своё унижение и состояние беспомощности. Он не жалел о том, что собирался совершить, но терзался от мысли, что ничего из этой авантюрной затеи с побегом не получилось. Теперь его любимая Людовика видит его в состоянии пленника, а это положение ранило самолюбие шляхтича, офицера и просто гордого человека.

Сосновский повернулся к дочери, чтобы высказать ей своё отцовское порицание, но так ничего и не смог ей сказать, увидев при свете факелов её лицо. Он понял, что Людовика переживала в этот момент. Она стояла перед ним и горько рыдала, размазывая по щекам слёзы. И тогда Сосновский с благодарностью вспомнил короля и своё обещание отпустить Тадеуша. В противном случае его дочь никогда не простила бы отцу казни Костюшко. А королевский суд полностью был бы на стороне опозоренного отца.

Сосновский опять повернулся к Тадеушу. Подойдя к нему вплотную, он тихо произнёс:

— Убирайся, пока цел. Уезжай назад в Европу или куда подальше, а в Польше, а тем более при дворе польского короля, даже духа твоего не будет, пока я жив.

— А вы подумали, что будет с Людовикой? Помигаете, что она вам будет благодарна за то, что вы сейчас творите? — попытался Костюшко ещё раз что-то сказать в свою защиту и в защиту Людовики.

— Не тебе, пся крев, указывать, как мне поступать и что делать, — не сказал, прошипел Сосновский на ухо пленнику. — Развяжите его, — приказал он слугам, — дайте ему коня, верните вещи и... пусть убирается.

Совершив такой благородный жест, Юзеф Сосновский опять подошёл к дочери и, обняв её за плечи, повёл в сторону дома. Людовика не сопротивлялась и покорно пошла с отцом. Только на мгновение она обернулась в сторону Костюшко, как будто хотела что-то ему сказать, но ничего так и не сказала, а только неловко махнула на прощание рукой.

Гайдуки развязали Костюшко, вернули ему вещи и посадили на коня, отвязав его от повозки. Кто-то из них громко свистнул, кто-то ударил лошадь плетью, и через минуту конь уже нёс своего всадника по ночной дороге. Опозоренный и униженный, Тадеуш возвращался домой, чтобы спокойно осмыслить произошедшее и решить, как ему жить дальше.

адеуш прискакал в Сехновичи на рассвете. Все ещё спали, когда он начал громко и настойчиво стучать в двери своего родного дома. Из домика для слуг первым выбежал Томаш и подошёл к Тадеушу, ожидая его указаний. Но тот продолжал молотить кулаком по входной двери, пока перепуганный и сонный Иосиф не появился перед ним в нижнем белье.

— Это ты? Что случилось? — только и успел спросить старший брат.

Ничего не объясняя, Тадеуш вошёл в дом и сел за большой обеденный стол в гостиной.

— Беда, брат. Выручай, дай мне другого коня и Томаша для сопровождения, а я тебе, как устроюсь на новом месте, всё верну стократ, — только и смог сказать Тадеуш, едва отдышавшись после ночных приключений.

Набросив на плечи большой платок, рядом с мужем стояла сонная невестка. Она испуганно смотрела то на мужа, то на грязного от дорожной пыли его брата.

— Ну чего стоишь? Принеси выпить и поесть, — набросился на жену Иосиф. — Видишь, плохо человеку.